Три дня в Сирии

Это правильно. Надо надеяться на лучшее, идти вперед и больше не оглядываться. Но, даже учитывая весь опыт прошлой жизни, Джин чувствовала свое потенциальное полное и безысходное одиночество в Сирии. Даже о ее маршруте знают только три человека — Алекс, едва знакомая ей Светлана и Дэвид в Эль-Куте. Плюс еще несколько высокопоставленных начальников. Не знают ни мама, ни отец, ни тетя Джилл. Они какое-то время ничего и не поймут. Будут писать ей письма, думая, что Джин все еще находится в Эль-Куте. Потом-то, конечно, Дэвид завуалированно и аккуратно посоветует родителям не писать по старому адресу. При случае Дэвид все сообщит, а местонахождение их ближайшей родственницы находится под государственной тайной. И они погрузятся в тревогу, которая день и ночь будет грызть их души, хотя они так же будут надеяться на лучшее — а на что еще им всем останется надеяться теперь? И мама еще долго не узнает, что она встретилась с Алексом, что она хочет остаться с ним на всю жизнь, и он хочет того же. Она не узнает, что он вообще существует на свете. Мужчина, который вытеснил из ее сердца всех прочих, кто жил в нем прежде. Ведь Джин ничего не написала матери о нем, чтобы не волновать заранее. Она вообще ей ничего не написала перед тем, как покинуть гостиницу в Кацрине и отправиться в Сирию, кроме совершенно обычного «люблю, целую, со мной все в порядке». А остальное через некоторое время сообщит Дэвид. Так, как сочтет нужным. И наверное, это к лучшему.

Сейчас, глядя на Алекса, стоявшего у большого камня, наверху, над ней, ей как никогда хотелось все бросить и бежать обратно, к нему, чтобы остаться навсегда. Но долг, тот долг, который немало проклинала еще бабушка Маренн, но всегда безоговорочно подчинялась ему, тянул ее в другую сторону. Видимо, ей достался в наследство тот же характер и та же судьба. Расставаться с тем, что дорого во имя каких-то высших целей. Волшебник Гендальф, извольте приниматься за работу. Перед вами черная гора зла, так извольте вскарабкаться на нее, чтобы мрак когда-нибудь развеялся, и вовсе не обязательно, что вы увидите это собственными глазами. В отличие от волшебников Толкиена у нее не несколько, а только одна жизнь. И не исключено, что ей придется с ней расстаться еще до того, как рухнет режим дамасского саурона.

Что она вспомнит тогда, на краю своей жизни, возможно, перед виселицей или перед расстрелом — вот этот последний миг прощания, как Алекс смотрел на нее, залитый лунным светом, а она смотрела на него из низины, а рядом с ним нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Светлана, совершенно посторонний человек, о которой всего неделю назад она и слыхом не слыхивала. А теперь она стала важной, значимой. Конечно, и ее она тоже вспомнит. А еще свое детство с бабушкой в Провансе на Средиземном море, счастливое и безоблачное, как у большинства детей на свете. И много чего еще.

Махнув рукой, Джин повернулась и решительно зашагала вниз, проверяя палкой дорогу. Слезы против воли градом катились по щекам, и она больше не поворачивалась. Не потому что боялась, что они увидят ее слезы. Потому что чувствовала, еще раз заставить себя идти дальше, у нее возможно уже не хватит сил. Она просто побежит назад — и пропади пропадом эта Сирия вместе с Асадом. Но это недопустимо.

Трава шуршала под ногами, сбрасывая росу и иней на сетчатое покрытие кроссовок. Змеи, по счастью, не попадались. Она прошла низину и стала снова подниматься наверх, на этот раз уже на сирийскую сторону. Она знала, что Алекс и Светлана все еще стоят на противоположной горе и смотрят ей вслед. Они стояли и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из вида. Она запомнит их такими. Она запомнит Алекса таким. Потому что отныне и довольно долго, если ей и предстоит встречаться с ним, то только во сне.

Обмерзшая влажная дорожка все так же петляла между камнями, залитая лунным светом, и на территории Сирии она совершенно не отличалась от той, по которой Джин шла с Алексом и Светланой на территории Израиля. Такие же валуны по правую сторону и густо поросший соснами склон по левую. «Это еще раз доказывает, насколько условны границы, придуманные людьми, — подумала Джин. — Для природы нет границ, для нее все едино. Все — одна маленькая планета, населенная жизнью, единственная во Вселенной, а может быть, и не единственная, кто знает?»

Разница заключалась в том, что по территории Израиля она шла вместе с Алексом, полагаясь на его защиту и помощь, а тут — совершенно одна. А опасностей не стало меньше. Только, наоборот, больше. К ее везению, высоких сосен больше не встречалось, так что ожидать, что змея упадет на голову, как чуть не свалилась на Светлану, уже не приходилось.