Три дочери Льва Толстого

Осенью 1944 года в московском Музее Л. Н. Толстого после одиннадцати лет перерыва получили письмо из Рима, в котором Татьяна Львовна сообщала, что активно занимается издательской деятельностью, много пишет об отце. Она заметила: «От войны мы почти не пострадали материально, но морально тяжело»[1600]. В апреле 1945 года она писала Лине, жене брата Михаила, в Марокко: «Война удручает, и я думаю, что мы не отдаем себе отчета в том, насколько эта постоянная, ежедневная, ежеминутная тяжесть влияет на наше настроение. То, что делают немцы, невероятно по своей жестокости и бессознательности. Я не хочу пачкать своей души ненавистью и желанием мести. Моя няня Мария Афанасьевна говорила мне, когда я сердилась на кого-нибудь: „Не надо, Таничка, это тебя лукавый испытывает. Он хочет, чтобы ты злилась, он этому радуется“. Я не хочу радовать „лукавого“ и только поражаюсь и недоумеваю перед бессознательным садизмом немцев»[1601]. Татьяна Львовна оставалась верна себе: с одной стороны, называла вещи своими именами (сотворенное немцами можно было определить только одним словом – «садизм»), а с другой – верила в некую незыблемость основ сознательной жизни людей и потому этот садизм представляла себе как «бессознательный».

В 1944 году Александра Львовна тяжело болела и нуждалась в средствах[1602], и ей казалось, что жизнь ее на исходе, а за последние годы так ничего и не удалось сделать. В дневнике от 7 августа 1944 года она записала: «…Проспала еще 3 года[1603]. 60 лет. Слава Богу, скоро конец, Господи, прости». Александра Львовна подводила неутешительные для себя итоги: «Все, что было дано Тобою, похоронено по 3-му разряду. А знаю, что Ты дал, и дал много. И даже то светлое, что умела давать людям, – тоже похоронено».

Александру Львовну беспокоило происходящее как в эмигрантской среде, так и в собственно американской жизни: «Клуб „Победа“: Мещерские, Путятины: „Сталин – великий вождь“. Запрещено что-либо говорить против Советов. Condert senator не мог говорить по radio того, что хотел. Цензура выпустила. Побивают Гитлера вместе с Сталиным. А дальше что? Снабжают деньгами, продовольствием, орудиями одного разбойника, чтобы победить другого[1604]. Разбойник стал таким сильным и могущественным, что победить его уже нельзя. Он будущий властелин мира. Что же делать? Ничего. Убеждать себя, что он не разбойник, а освободитель мира, борющийся за мировую свободу. Если мир перестанет так верить, то в каких же он будет дураках? За что пролилось это море крови? За что? Неужели не опомнятся? Если не опомнятся – мировое рабство. Боже мой, как веселятся сатаны!»[1605]

Александра Толстая смотрела на ход мировых событий, не вставая ни на одну из враждующих сторон. В срезе выбранной ею позиции все представало вполне определенным образом: один тиран борется с другим, а союзники, помогая одному из них, поддерживают тиранию, они говорят о грядущей свободе, а на самом деле скатываются в мировое рабство. Для А. Л. Толстой зло, творимое советской властью, всегда оставалось только злом.

Позиция Александры Толстой во многом не была близка племяннику Илье, сыну Андрея Львовича. Еще в 1923 году он был выслан из Советской России в Англию за отказ служить в Красной армии. Позднее переехал в США, а во время Второй мировой войны ушел добровольцем в армию США. Летом 1943 года он написал родной сестре Соне (С. А. Толстой-Есениной) в СССР в ответ на полученную от нее книгу о времени варварского пребывания фашистов в Ясной Поляне и о восстановительных работах в усадьбе 1942 года:

«Я уже больше года в американской армии в чине капитана и сейчас в Китае. 〈…〉 Уже давно хотел работать для войны 〈…〉 Родиной горжусь и всегда в нее верил, когда многие в мире осуждали ее. Еще в 24-м году я публично это сказал, и меня газеты и капиталисты чуть не заели. А теперь они и рты разинули. У нас хороший президент[1606], и он глаза Америке открыл, как никто…

Тетку[1607] вижу редко и часто ее ругаю за ее болтовню и взгляды… А силы и энергии у нее много, и много помогает. Танечка[1608] приехала раз с мужем на недолго. Очень радостно было. Он милейший человек и сельский хозяин. Муссолини их сильно ненавидит…

Не говорю даже тебе, что я чувствую в сердце и как страдаю, почти что физически, за тот ужас, который переживает Родина и великий народ русский. Подумай! Социалистическая идея и уклад Союза дают надежду и возможное спасение хромому и гнилому экономическому капиталистическому укладу всего мира. А теперь, кроме того, Красная Армия спасает весь свет[1609] от самого ужасного рабства в истории человечества…»[1610]

Любовь к родине и у Александры Львовны, и у племянника Ильи одна, пути ее реализации – разные.