— Хотите ли вы опять встретиться со мной? — спросил он. — Считаете ли, что я смогу вам помочь?
— Мне бы хотелось так думать. Я ухвачусь за любую возможность вылезти из этого болота. Если не смогу вскоре вернуться к своей работе, это будет конец.
— Что вы собираетесь делать? Очень хорошо, что вы думаете о возвращении к трудовой деятельности.
— Писать книгу, которую задумал очень давно. Под условным названием «Политическое заблуждение». В ней не будет ничего особенно оригинального. Эти идеи были уже известны до Тороу, нашего поэта прошлого столетия, но я хочу их осовременить. Главное заблуждение нашего времени, распространяющееся на фашизм, коммунизм и даже на либерализм, состоит в том, что политизированный человек считается человеком высшего разряда, что политические формы являются спасением для души человека... Но я не хочу вам надоедать, — закончил он на жалкой ноте.
— Что вы, наоборот. Пожалуйста, продолжайте. Вы не анархист?
— Можете назвать меня политическим протестантом. Настоящий анархист — враг любых политических форм. Я же просто хочу, чтобы правительство знало свое место. Государство или политическая партия — это лишь средство для достижения цели. А цели должны определяться не политическими установками, иначе политика превращается в змею, которая пожирает саму себя, заглотив свой хвост. У вас в психиатрии существует аналогичная проблема, правда? Готовить пациентов для безукоризненной жизни в обществе или для обычной? Это довольно грубое сравнение, но вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, я понимаю. Это одна из наших основных проблем. Особенно в такие периоды, когда безукоризненная жизнь и просто жизнь в обществе могут радикально отличаться. В безумном обществе здравомыслящие люди выглядят сумасшедшими.
— К сожалению, не могу принять это соображение на свой счет, — заметил Тейлор со своей горькой усмешкой.
— У вас нет оснований отчаиваться. Решающий критерий заключается в способности трудиться, а ваш ум демонстрирует большую энергию.
— Но ничего не производит. Вам трудно представить себе, как выбивает из колеи неспособность вспомнить некоторые вещи. Это все равно, как если бы кто-то заминировал собственный двор. Причем я знаю, что мины поставил я сам, но не помню где.
— Вы так же хорошо, как и я, знаете, что внутри каждого человека, так сказать в его душе, существует полный набор добра и зла. Но все это свойственно каждому человеку. Вы не найдете там ничего такого, что могло бы окончательно погубить его.
— Что же случилось с моей женой? — Голос Тейлора неожиданно повысился, зазвучал резко. — Почему никто не объяснил мне?
— Вы ведь не знали до сегодняшнего дня, что у вас вообще была жена. Заведующий Райт придерживался курса естественного восстановления вашей памяти.
Тейлор заерзал на стуле, желая заглянуть в лицо Клифтеру.
— Я не могу до конца жизни оставаться в клетке. Я чувствую себя так, будто меня замуровали в мавзолее.
— Понимаю ваши чувства, — спокойно произнес Клифтер. — Значит, мы встретимся снова?
— Если считаете, что от этого будет польза. Заведующий Райт что-то сказал об отпуске.
— Совершенно правильно. Если вы остановитесь у мисс Вест в Лос-Анджелесе, то сможете посещать меня. Она уже переговорила об этом с начальством заведующего Райта. Вы придете ко мне на прием на этой неделе, когда будете в Лос-Анджелесе?
— У меня нет другого выхода, правда?
— Вы можете выбирать курс лечения по своему усмотрению. По закону вы свободный человек...
— Не хочу быть неблагодарным, — прервал Тейлор. — Если у меня будет выбор, я приду.
— Очень хорошо. А тем временем будет неплохо, если вы ознакомитесь вот с этим. — Он вынул из кармана сверток вырезок и протянул его Тейлору. — Мы поговорим об этом на нашей следующей неделе.
Молодой человек уставился на сверток.
— Что это такое?
— Газетные отчеты о смерти вашей жены. Девять месяцев назад ее убили. С того времени началась ваша болезнь.
Брет вскочил и стоя смотрел на доктора. Радужные оболочки его глаз светились, подобно серым крутящимся колесикам.
— Кто убил ее?
— Убийца неизвестен и все еще находится на свободе. Когда вы прочитаете все эти вырезки, то будете знать ровно столько же, сколько и я.
— Теперь я понимаю, в чем заключалась тайна, — медленно произнес Тейлор. — Проклятые кретины!
— А теперь прошу извинить меня, — сказал Клифтер. — До свидания. Точнее, до встречи. — На кончике языка у него вертелась немецкая фраза, но он подавил желание произнести ее, как подавлял в себе все немецкое.