Год назад проект ещё не имел такой поддержки. Собственно, финансировали его те же, но что-то сдерживало поступленья средств. С трудом и большими опасениями тогда все-таки удалось развернуть на орбите дополнительный экспериментальный модуль и завершить работы с прототипом. Но вот «кошельки» раскошелились. Инвесторы узрели перспективу.
Гаранин с Рогожиным сели в машину. Таиланд остался там, где ему и положено быть, то есть – в грезах.
– Мы нашли его, и вовремя. Сейчас он на восстановлении, – сразу начал Максим.
– А что с ним произошло? Кто он и откуда?
– История достаточно банальная. Сначала – непреднамеренное убийство, а потом – не сложилось.
– Не сложилось, – это как?
– А как на зоне может не сложиться? – ответил Максим.
– Что окончил?
– То, что нужно – институт Гражданской авиации. Учился в аспирантуре…
– И что?!
– Диссертацию написал, но защищаться не стал!
– Почему?
– Во-первых, умер руководитель, во-вторых… Да мне не понять, что во-вторых. Говорит, что халтура всё это, тем более, что конструкторские бюро этим бы всё равно не воспользовались.
За окнами пролетал заснеженный пейзаж по обе стороны Рогачёвского шоссе. «Не воспользовались». Конечно! А кто воспользуется, если после распада страны в конструкторских бюро не осталось людей ни у «Ильюшина», ни у «Туполева». Шеф помнил эти времена, начало девяностых.
Тогда у него была фирма. Не весть, чем они тогда занимались! Пытались, например, наладить выпуск приборов коммерческого учёта электрической и тепловой энергии для коммунальных служб. Идея проста. Всё, что нужно, в мире было. Микросхемы доступными стали – со всего мира. Но идея могла осуществиться только в нормальной стране. В отсутствие правовой базы, необходимой для использования такой продукции, мало кому нужны были его разработки. С этим делом пришлось завязать и пытаться найти что-нибудь поестественней для России.
Одним из таких направлений тогда оставалось сотрудничество с различными конструкторскими бюро. Используя все связи, в том числе и с друзьями, оставшимися в авиационной промышленности, он вклинивался то в один проект, то в другой. Но все надежды рушились, так как либо урезалось финансирование, либо исчезала потребность в том, что они делали. Всё остановилось. И ничего своего. Всё – только из-за бугра.
Вот, к примеру, визиты в Ильюшинское КБ тех времён. Больно это осознать.
Вот он идёт через пустые цеха и конструкторские залы к другу в лабораторию систем электроснабжения, где в натуральную величину собрана бортовая электрическая сеть самолёта Ил-96. В большом зале осталось работать лишь три человека из двадцати бывших сотрудников лаборатории. Одним из этих трёх и был его институтский товарищ.
Вот он идет. Побежали мурашки по коже, как тогда, от оглушающе жуткого звука его шагов в опустевших цехах и коридорах стало жутко. Немного тогда от неверия немного сжалось сердце. А ведь когда-то он здесь работал!..
Всё было не так. Вот в опытном цеху всегда была живая атмосфера: кто-то что-то кому-то доказывает, говорят, кричат, ходят с чертежами, спорят, выходят покурить. Покурить… Поднимаясь по лестнице, где раньше курили, наплевав на все запеты, он никого не встретил. Никого не нашлось и в специальных курилках. Там выветрился даже запах никотина. В висках упрямо стучало: «Этого не может быть, не может быть…», ведь именно здесь, на лестницах, в непринуждённой отвлеченной обстановке меж конструкторами и начальниками и решались подчас такие спорные вопросы!!!
Вот он идёт через тёмный пустой цех, где ни один из двадцати станков не работает. Что-то звякнуло, и Николай Иванович, почти испугавшись, в дальнем углу этого зала увидел голову седого человека, вставляющего в шпиндель какую-то деталь. Штангенциркуль сверкнул в свете лампы…
– А что у него была за тема?
– Диссертации? Секунду. А, вот: «Оптимизация бортовых электрических цепей».
– Электрик, стало быть. Тогда действительно, «не воспользовались бы».
– Не понял…
– Да это я о своём, о девичьем. Продолжайте, продолжайте, Максим!
– На обслуживании самолётов он проработал десять лет. Так, ничего особенного, рядовой инженер.
– Ну-у-у!..
– Согласится! – Для сына он сделает всё, тем более, что мальчик остался практически один. Но предстоит большая работа. Необходимо окончательно вернуть его в этот мир и избавить от, так сказать, приобретённых дефектов. Скорее всего, это удастся.
Психологическая коррекция, в области которой работал Максим, не вызвала у шефа опасений. Его, как начальника русской части проекта, заботило другое. Впервые в жизни он решает чьи-то судьбы, и не занимается, как раньше, только техникой или деньгами.
– Всю грязную работу нам, – сказал шеф. – Хотя данный расклад получается не только из-за того, что она – грязная. Кого заманишь в этот экипаж? С такими «смертниками» – проблема. Только наши технические спецы, наши люди, только они с их смекалкой подходят для этой цели. Наилучшим образом! – сказал Николай Иванович и остановил свой выжидающий взгляд на Максиме.
А тот молчал.