Три этажа сверху

Наста неожиданно согласилась и, ни слова ни говоря, пошла за ним в бывшую столовую, которую Левант и Игорь Шабетник заняли под мастерскую. Сегодня здесь не горел самодельный горн, вокруг которого обычно топтался Шабетник, и было очень холодно и гулко. Камин только чуть добавлял тепла и света, но не справлялся с освещением и обогревом просторного стеклянного зала, уходящего, казалось, в пустоту космоса.

Теперь каждый вечер Наста, одевшись теплее, терпеливо светила Славе, приближая в особо важных случаях зеркальный фонарь к самым его пальцам, и в такие моменты их головы почти соприкасались. Он рассказывал ей про телеграф, который реально протянуть в школу, вот только на это уйдёт вся проволока без остатка, и даже, если честно, проволоки хватит всего на три километра, и потому придётся с телеграфом подождать. Но можно наладить сигнальную почту, он уже думает над этим. Он знает, как в армии делали дымовую завесу, и этот способ можно использовать для сигналов охотникам - всего-то плеснуть немного солярки на раскалённый докрасна лист металла. К весне будет готов стиральный агрегат, на ручной тяге, правда, но стирать и выжимать бельё станет проще. И ручные насосы требуют ухода и ремонта. И электромясорубку они с Игорем уговорили обходиться без электричества. И ещё и ещё... Наста смотрела на него большими круглыми глазами и молчала.

Однажды она попросила Алину:

- Нарисуй Славу за работой. Ты же можешь. Как он закручивает болты, и кудри падают ему на лоб, а ему нечем смахнуть их - руки заняты. Я подержу два фонаря. Могу заготовить берёзовые огниски, чтобы было больше света.

Алина согласилась, почувствовав, что печальная несчастная Наста оживает.

Наста пояснила:

- Фотоаппарата у нас нет, а я хочу, чтобы от Славы хоть что-то осталось на память. Не так, как от Дениски - одно имя и воспоминание.

И однажды она провела ладонью по лбу Леванта, аккуратно подняла непослушную прядь волос, пригладила, прихватила волосы парня зубастой заколкой на макушке и поцеловала Славу в высокий лоб.

Слава разволновался, но не выдал своих чувств. В следующий вечер Наста прильнула к нему, размотав широченный вязаный шарф, накрученный по плечам поверх одежды. Обернула и его плечи этим шарфом, и они стояли, прижавшись друг к другу. Славка не знал, как у неё дела, но ему хотелось, чтобы у Насты всё было нормально. И чтобы под тёплой одеждой у неё оказался чуть округлившийся животик.

Он шепнул:

-Как там наш Денисович поживает?

- Денисовна. Хорошо поживает.

- А почему Денисовна?

- В костюмерной много нарядов для Денисовны, и я ещё сошью. Будет ходить такая хорошенькая.

-Тогда я поставлю коляску на красные колёса от детского велосипеда. Я всё думал, какие лучше - жёлтые с чёрным ободком или красные?

- А где ты прячешь коляску?

- Не скажу!

- Ты торгуешься?

- Ещё бы! Это будет такая коляска - суперколяска. Закачаешься!

Наста впервые за два месяца тихо рассмеялась, услышав это его 'закачаешься'. И спросила:

- Но с тобой можно договориться?

К весне они обо всём договорились.

***

Лёха вернулся в школу за коробкой с пружинами, снятыми со школьных дверей. Мастера просили доставить пружины в лагерь - им эти пружины нужны были позарез. А отряд Сивицкого пружины забыл. Лёха запоздало вспомнил, что видел коробку среди другого добра, оставленного для следующей группы "несунов" и, по своему обыкновению, не подумав, что надо сказать кому-то о своих намерениях, повернулся и зашагал в обратную сторону. Когда Юрик, двигавшийся перед замыкающим Лёхой, заметил его отход, Лёша удалился уже на приличное расстояние, и только рукой махнул, мол, всё в порядке. До ребят донеслось его басовитое: "Догонююю!" и с сосновых лап, пыля серебром, упали снежные шапки.

Дима Сивицкий прикинул, что Лёха легко их догонит. Не на реке, так сразу за ней. День только начинается, видимость хорошая. Все ребята нагружены под завязку: несут швейные машины, запас сушеных грибов, мороженую ягоду; если остановятся и будут ждать молчуна Лёху, потом не успеют в "Солнечный" до ночи. Двигаться по лесу придётся медленно, в чаще не особо попрыгаешь по сугробам, с тяжеленной машинкой на горбу...

Лёха подошёл к стене школы и остановился в недоумении.

Над школой висел гигантский куб.

Лёха не мог такое придумать: куб, хоть и слабо различимый на фоне неба, дымчатый, или отражающий цвет облаков, был вполне реальным. Лёха нахмурился, постоял, подумал, что было мучительно, и вспомнил Танюшку. Что он ей скажет, когда вернётся? Что видел куб, развернулся и ушёл с пружинами? Вряд ли Танюшка это одобрит. Значит, Лёхе нужно посмотреть на это поближе. Он отвернул согнутые гвозди, придерживающие раму в окне-входе, вошёл в школу, коробку с пружинами положил на подоконник - чтобы не забыть опять, поднялся на последний этаж, оттуда по вертикальной железной лестнице к дверце, выводившей на крышу, открыл её и оказался под небом.