Три еврея

А Женя (Евгений Матвеевич) Лейбман был старше нас лет на 5 и очень основательным. Уже то, что он после двухгодичной службы в армии вернулся не как все — старшим лейтенантом запаса, а капитаном, достаточно о нем говорит. И Лейбман основательно взялся за цех: он не стремился выполнить план любой ценой, а начал копить ремонтные силы и одну за другой ремонтировать печи. Спустя несколько месяцев, в течение которых Лейбман не уходил из цеха, а цех по-прежнему не выполнял план, все печи, наконец, оказались в рабочем состоянии, выплавка выросла, стало понятно, что в следующем месяце план будет выполнен и начнется его перевыполнение с компенсацией предыдущих потерь. И тут Топильский снимает Лейбмана и ставит на его место Масленникова, цех план выполняет, и Топильский начинает распространяться, что вот, дескать, Лейбман развалил работу цеха, а молодой и талантливый Масленников тут же начал выполнять план. Тем, кто видел, что происходило, слушать это было противно, да и за Лейбмана было обидно.

Полагаю, что покровители Масленникова тоже вели его налаженной схемой: он должен был несколько лет успешно поруководить цехом, а с этой должности его назначили бы директором на какой-нибудь из ферросплавных заводов, а после этого директорства — в Москву. Однако Масленников застрял у нас, так как Топильский развалил завод до такой степени, что использовать наши кадры для укрепления других заводов было просто невозможно. Тем не менее, Невский хотя уже и сам, словами Пушкина, «в гроб сходил», благословил Масленникова на должность главного инженера Ермаковского ферросплавного, хотя у нас без проблем можно было найти с десяток более подходящих кандидатур. Но должен сказать, что, тем не менее, у меня по работе и с Сашкой не было никаких проблем, поскольку он не страдал инженерной дурью Петруши, при необходимости мог вникнуть в любой технический вопрос и работать никому не мешал.

По своему интересен и конец его карьеры на нашем заводе, хотя, если подумать, конец его карьеры особенно интересен мне, поскольку одновременно и моя карьера чуть-чуть не кончилась.

Времена были андроповские, партия начала кампанию за укрепление трудовой дисциплины, а мы в ЦЗЛ накануне Первомая решили отметить этот праздник междусобойчиком на рабочем месте. Собрались после работы в метлаборатории, в которой, как я писал, шкафами был отгорожен и мой кабинет. У нас стояла большая печь для исследования электродной массы, что-то вроде жарочного шкафа, и женщины запекали в ней кур, насаживая их на бутылки с водой. Естественно, и из дому приносилась всякая всячина, и, как говорится, ничто так не спаивает коллектив как коллективная выпивка. Мы уже почти все выпили, и тут возьми и возмутись моя секретарь. Это была молодая, лет 23–24, но уже разведенная женщина и, надо сказать, очень видная и лицом, и фигурой. Она громогласно пожаловалась, что все тут женатые, а ей, холостячке, не догадались холостого мужчину пригласить. И добавила: к примеру, Масленникова. А тот был все еще холостым, хотя и жил с одной женщиной, которая, по общему мнению, моему секретарю и в подметки не годилась. И вот тут мне, как и в свое время Сисько, боком вышла моя любовь к шутливым подначиваниям.

Отвлекусь. Судя по рассказам о моряках, у них в традициях подначивать, особенно салаг, но я читал о случае, когда такая подначка плохо кончилась для самого шутника. Дело было так. На судно, стоящее в порту на ремонте, прибыл новый матрос, и боцман, сидящий в кругу бывалых матросов, решил позабавиться розыгрышем новичка. Он тут же вручил салаге ножовку по металлу и послал того на палубу с заданием отпилить лапы у якоря якобы для их ремонта. Кто видел эти лапы и представляет, для каких дел применяется ножовка, тот поймет, что ею не только нельзя отрезать лапы, но нельзя и серьезные повреждения нанести якорю. Через часок боцман с матросами решили подняться на палубу и полюбоваться на потного салагу, но тот явился сам с докладом, что лапы отрезаны. Все решили, что он догадался, что его подначили, и решил в свою очередь подначить боцмана. Но салага говорил совершенно серьезно и недоумевал, почему все смеются. Все бросились на палубу и убедились, что да, действительно, обе лапы лежат отдельно от того, что раньше называлось якорем. Оказалось, что салага до поступления в торговый флот окончил профтехучилище и был сварщиком. Он попытался пилить лапы ножовкой, но увидел рядом на пирсе работающих газорезчиков. Он их попросил, и они перебросили ему на палубу резак с кислородным и ацетиленовым шлангами, и салага быстренько отрезал лапы у якоря, радуясь, что так четко исполнил первое же задание на судне.