Три еврея

Так вот, в тот предпраздничный день и я доподначивался, как этот боцман. Не особо отвлекаясь от темы компанейского разговора, я подначиваю своего секретаря: у меня на столе телефонный аппарат с многими кнопками, сними трубку, нажми на кнопку «гл. инж.», и он тебе ответит. Мы продолжали разговор, когда она подошла и сообщила, что пригласила Масленникова, и он сейчас приедет. Все решили, что это она теперь подначивает меня, и еще больше развеселились, интересуясь, захватит ли он с собой выпивку, а то у нас заканчивается. Мы недоучли, что в своем инженерном кругу мы знали, какой Сашка стервозный, но ведь секретарь была не из нашего круга. Нам и в голову не могло придти, чтобы пригласить Масленникова в свою компанию, да еще и на рабочем месте, но для нее он был завидным холостым мужчиной и, думаю, даже красивым — высокого роста, крепкий, с правильными чертами лица. Поэтому мы, отсмеявшись на «шутку» секретаря, вернулись к прерванной болтовне.

И вдруг открывается дверь, входят Масленников, секретарь парткома и секретарь завкома. Масленников ноль внимания на моего секретаря, огляделся зверем: «Тэк, понятно, чем вы тут занимаетесь!» — повернулся, и они вышли. Даже комиссию с собой привел, сукин сын, чтобы надежно зафиксировать злостное нарушение трудовой дисциплины! Вечеринка была начисто испорчена. Доподначивался на свою голову!

Прошел Первомай, выхожу на работу, и часов в десять звонок секретаря директора: вызывает Донской. Иду, само собой, понимая, зачем. Вхожу, сажусь, и шеф начинает меня драть, я, конечно, оправдываюсь, но замечаю, что он дерет-то меня как-то неубедительно: без приличествующего случаю энтузиазма. И когда по селектору его секретарь сообщила, что явился начальник автохозяйственного цеха Харсеев, то Донской даже как-то облегченно вздохнул и тут же меня отпустил всего-навсего с каким-то «так в наше время поступать нельзя». Я радостно выбегаю, сталкиваясь в дверях с Харсеевым, и замечаю, что у Сереги лицо расстроенное. Ну, а его-то за что Донской драть будет? — промелькнуло в голове. Праздники мы отмечали вместе, Сергей ни на что не жаловался, ни о чем таком мне не рассказывал, за что Донской вызвал его на ковер? И я решил дождаться в коридоре выхода Сергея. Наконец он вышел, ругаясь:

— Да что же, Донской дурак, что ли? Не понимает, что это личный шофер! Да он скорее согласится, чтобы его уволили, но шефа не выдаст!

— О чем речь, Серега?

— Донской требует, чтобы я любыми средствами разговорил водилу Масленникова, чтобы тот сообщил, где он.

— А где Масленников?

— А хрен его знает! Последний раз его видели утром 1-го мая, валяющегося пьяным в каком-то подъезде. У него 1-го рабочий день, но на работу он не вышел, дома его нет, никто не знает, где он может быть, кроме его личного шофера, а тот молчит и шефа не выдает. Видимо, Сашка в таком виде, что его людям показывать нельзя.

— Ну, ни фига себе! Это же он провел борьбу с пьянством у меня в ЦЗЛ и сразу же сам ушел в запой?!

Теперь стало понятно, почему Донской не наказал меня хотя бы символически — как по доносу главного инженера накажешь начальника ЦЗЛ за безобидную вечеринку после работы, если у тебя сам главный инженер в запое и прогуле? Масленникова потом нашли, но на работу он больше не вышел: Донской объявил, что он уволился и уехал работать на другой завод, а главным инженером назначен Ю.Я. Катаев. А я еще долго подшучивал над своим секретарем, что это она лишила завод такого славного главного инженера, поскольку Сашка ушел в запой именно после того, когда увидел, от кого он, дурак, в ее лице отказался. Потом о Масленникове доходили слухи, что он переезжал из города в город, работал на разных заводах и сначала все было хорошо, и его даже повышали в должности, но он все-таки срывался и его увольняли. Последний раз Матвиенко рассказал, что устроил Масленникова начальником цеха в свою корпорацию, но он и у Матвиенко долго не удержался — запил.

Жанр требует, чтобы в этом месте я выразил сожаление о том, что, дескать, такой способный человек, а так сгубил свою карьеру, но я этого делать не буду — каждый выбирает себе жизнь, а он выбрал себе такую сам — мы его не заставляли.

Почему без борьбы?

Но вернемся к Топильскому, тем более, что я подошел к размышлениям над главным вопросом книги — почему Друинский не оказал должного сопротивления Топильскому, почему не добился снятия Топильского с должности, когда уже и ежу стало понятно, что Петруша разваливает завод?

Сам Друинский на этот вопрос отвечает, что при сложившейся практике, при ссоре директора и главного инженера, с должности снимают обоих. Да, это действительно так, но это не закон, а осмысленное действие начальства. Снимают с должности обоих тогда, когда их ссора разделяет и вверенный им коллектив, но если коллектив в массе своей поддержит одного, то тут решение предсказать нельзя, вернее, тут, скорее всего, начальство тоже поддержит того, кого поддерживает и коллектив. А коллектив завода безоговорочно поддержал бы Друинского. Так в чем же дело?