Три еврея

Надо сказать, что я впервые попал не только в среду казахов (которая, честно говоря, из-за их незначительной численности не ощущалась), но и в среду собственно русских — великороссов. И русские сразу же поразили меня своим хамством. Дело в том, что на Украине принято к незнакомым или малознакомым людям обращаться на «вы», а тут все «тыкают». Скажем, в автобусе какой-нибудь парень, даже явно младше меня: «Ты выходишь?» Сначала я на это остро реагировал, поскольку считал, что меня хотят оскорбить. Однако несколько позже до меня дошло, что все наоборот, что это тыкание является формой доверия к тебе — признание в тебе своего, а не чужого человека. (При ругани, конечно, тоже тыкают, но там уже контекст указывает на оскорбление.) Соответственно, и я стал тыкать всем, к кому испытывал доверие, и в результате почувствовал себя значительно комфортнее. Исключение составляли люди уж явно старше меня, да и то — малознакомые, а если я и их хорошо знаю, то тоже на «ты», но с обращением по имени-отчеству или просто по отчеству. Интересно, что я так и не смог избавиться от своего хохлацкого акцента, а теперь не могу избавиться от «тыкания». Сейчас меня в этом вопросе — все же я старше многих, к кому обращаюсь на «ты», — как-то оправдывает возраст, а раньше на Украине это вызывало неприятную реакцию тамошних жителей. Ну и естественно на «вы» обращаешься к лицам официальным или в случае, если сам не желаешь покидать свой официальный статус и переходить на товарищеские отношения. Иными словами, я понял, что это кацапское тыкание не признак хамского бескультурья, а наоборот, признак культуры определенного типа общества, и это очень хорошее общество.

Что значит оставить родину и переселиться в новое место? Это прежде всего страшно, поверьте мне. На старой родине у тебя родственники, друзья, знакомые, и ими ты защищен, а на новом месте ты беззащитен — ты одиночка. И на переезд надо решиться. И вот, вспоминая Ермак, я уверен: особый микроклимат того общества обязан был своим возникновением тому, что подавляющая масса моих ермаковских земляков была по духу пионерами, первопроходцами — людьми, подавившими в себе страх неизвестного и нашедшими в себе мужество переселиться.

А что такое страх? Это основа любого рабства, и чем по более мелким поводам страх, тем больше ты раб. Сегодня, по опыту своей последней профессии главного редактора газеты, перебирая тысячи различных жизненных случаев, я просто поражаюсь, на какие подлости способны были люди в угоду начальству, единственно ради страха потерять работу. И, главное, где?! В СССР! В стране, в которой работы было навалом! Чего бояться? В Ермаке я впервые услышал поговорку: «Шея есть — хомут найдется!» — и это был девиз очень многих. В те годы у нас в Ермаке не так уж много людей стали бы терпеть самодурство начальника из-за страха потерять работу. «Не знаю, найдешь ли ты себе такого работника, как я, а я и любую работу освою, и на любом месте приживусь, и начальника себе найду получше тебя!» — так мысленно могли ответить на хамство начальства почти все, и (потом я об этом расскажу) многие отвечали так и вслух.

Причем даже и начальство могло быть ни при чем. Был у меня сосед по площадке Саша Корнилов. Плавильщик, бригадир, очень большая зарплата. Вдруг заочно оканчивает какой-то техникум и становится ихтиологом. Плюет на зарплату, уходит на ГРЭС, там создает прудовое хозяйство, разводит карпов и форель. Ему это по душе, ему это нравится, ну чего ради он из-за каких-то паршивых денег будет портить себе жизнь металлургией — занятием, которое не вызывает у него особого интереса? Он же свободный человек, а не раб.

Но свободные люди — это не значит одинокие, и в Ермаке люди тянулись друг к другу, но это была тяга свободных людей, а она требовала особых понятий и обычаев, резко отличных от понятий и обычаев людей запада СССР.

Главным у тогдашних ермаковцев было то, что каждый человек в глазах других людей был значимым сам по себе, а не своими какими-то возможностями. Попробую пояснить это такими примерами.

У нас было множество друзей, приятелей или просто хороших знакомых, или просто знакомых во всех слоях и сферах жизни города. А ведь по тем или иным позициям бывал дефицит, и можно было бы попросить достать то или иное барахло у своих приятелей из торговли. Просили, но только в крайних случаях, просто просить не то что стеснялись, а боялись — а вдруг эти наши друзья подумают, что мы дружим с ними не потому, что они хорошие люди, что они нам по душе, а из-за их возможностей! Для нас, ермаковцев, не видеть в нас человека было очень большим оскорблением. Если говорить в общем, то никакого намека на корыстность в наших отношениях не могло быть. Помогали друг другу не потому, что взамен можно что-то получить, а только и исключительно потому, что среди друзей и даже земляков принято друг другу помогать. Вот, к примеру, очень удививший меня, человека еще с «западным» менталитетом, случай.