Три французские повести

Диковина попытался остановить этот мальстрем упреков:

— Послушайте, Глод!

— Забери свои слова обратно!

— Да послушайте вы меня! Я не о деньгах говорю. Кстати, я о них только тогда узнал, когда проштудировал досье, касающееся Земли и ее обычаев. Добавлю в скобках, странных обычаев. Оказывается, существуют цивилизации, которые не мешало бы отряхнуть от пыли.

Глод нахмурился.

— Тебе-то, конечно, смешно. А у нас без денег не обойтись. И лично я ничего отряхивать, как ты выражаешься, не собираюсь.

Протянув руку, он снял с камина ветхую картонную коробочку, поставил ее на стол, открыл, извлек оттуда блестящую монетку.

— Знаешь, Диковина, что это такое?

— Нет…

— Это луидор. Нынче он стоит сотни и тысячи. Мне его мой крестный Ансельм Пулоссье подарил, когда… когда… — Покраснев до ушей, он добавил шепотом: — Когда я диплом получил… Все равно тебе не понять. Единственно, что ты можешь понять, так это то, что, будь у меня кило или два таких монет, я бы не знал забот до конца своих дней.

— Вы можете ее мне дать взаймы?

Глод поморщился. Такое не дают взаймы, все равно как жену или велосипед.

— Я отдам вам ее!

— А если ты больше не прилетишь?

— Прилечу.

— Да что ты с ней собираешься делать?

— Дайте мне ее!

Диковина упорно стоял на своем, даже в голосе его послышались властные нотки. Скрепя сердце Глод уступил, горько вздохнул, увидев, как его луидор исчез где-то в карманах комбинезона, и проворчал:

— Ты мне еще его потеряешь. Зря я его тебе показал.

Гость счел благоразумным переменить разговор, дабы рассеять облачко досады и тревоги на лице хозяина.

— Глод, вы сказали, что, когда я зову вас Глодом, вам это доставляет удовольствие. А что такое удовольствие?

— Еще бы мне не знать, что это такое! Ну и спросил тоже! Удовольствие оно и есть удовольствие! Ну, скажем, как красное вино. Или вот как суп! Понял?

— Отчасти. Когда я сказал, что хочу с вами расплатиться, я не имел в виду деньги. Я хотел доставить вам удовольствие. Скажите, Глод, если бы вы увидели Франсину, это доставило бы вам удовольствие?

От неожиданности Ратинье даже и думать забыл о своем луидоре. Он печально покачал головой, и впрямь раздосадованный этим предложением.

— Такими вещами, Диковина, шутить грешно. У нас мертвых чтут, пусть даже в ваших краях вы их в навоз бросаете.

Диковина искренне огорчился тем, что так расстроил своего землянина.

— Простите меня, Глод. Но это всерьез. Если вы захотите меня выслушать, вы увидите вашу Франсину живой.

— Живой, после того как она десять лет в земле пролежала? Ну и чудак! Или ты козу мне хочешь подсунуть?

Лицо Диковины независимо от его воли приняло высокомерное выражение, что обозлило Глода, решившего про себя, что его гость «пижона из себя строит».

— Нет, Глод, я вовсе не шучу. Отнюдь нет. Вы сами не умеете воссоздавать материю, но это еще не резон, чтобы считать нас летающими неучами. Мы давно-давно умеем воссоздавать материю.

Глод тупо пробормотал:

— А разве и Франсина тоже материя?..

— Конечно.

— Так ты можешь мне ее воскресить?

— Безусловно.

— Тогда почему же вы сами себя не воскрешаете? Если вы даже в двести лет помираете, значит, ничего вы не можете поделать, как мы…

— Нет, мы могли бы. Но наше исчезновение предусмотрено и принято законом. У вас такого закона нет.

— У нас один закон — божья воля! — с неожиданным пафосом воскликнул Глод, хоть и несколько отупевший и растерявшийся от всех этих ученых разговоров, подымавшихся во все более высокие сферы.

Обозлившись, Диковина забылся до того, что даже хлопнул по столу своей трубочкой, которой усыпил Бомбастого.

— Не знаю никакого бога! Не ломайте дурака, мсье Ратинье. Попрошу без древних суеверий. Хотите вы или нет вновь увидеть вашу жену в своем доме?

Нет, он, оксонианин, не шутил. Надо было слышать, каким подчеркнуто жестким тоном он произнес «мсье Ратинье». Желая поразмыслить минуту-другую и оттянуть время, Глод проглотил чуток вина, просто чтобы прополоснуть себе миндалины. Что и говорить, соблазнительно снова увидеть Франсину, которая была и хорошей женой, и хорошей матерью. Но что подумают в Гурдифло об этой чертовой чертовне? Что скажет ошеломленный Сизисс, столкнувшись нос к носу с покойницей, восставшей из праха? И в их округе, да и в самом департаменте перепутаются все представления о смерти. Вот-то пойдут сплетни, разрази меня гром, даже до Лурда слух дойдет!

Глод поделился своими сомнениями с Диковиной, который счел их вполне обоснованными. Даже новичок в земных обычаях не может совершенно не считаться с силой общественного мнения, каковое является базой и, так сказать, солью всех досье и проспектов касательно нашей планеты.

Тут Диковина встал со стула, подошел к Глоду и шепнул ему что-то на ухо, да так тихо, что даже пауки, раскинувшие свою паутину под потолком, и те ничего не услышали. Лицо Глода прояснилось.

— Это славно… раз так… что же, совсем не глупо… что ж, я не против… там посмотрим… стоило бы попробовать… Подожди-ка, я тебе кое-что дам!