Три Ганнибала

Уэбли сменил свое обезьянье обличье на форму большого круглого каравая хлеба, затем вытянул из центра вертикальную стрелу, которая быстро достигала трех футов высоты и рассыпалась букетом ветвей, увешанных изумрудами, которые распались декоративным фонтаном.

Аррик ответил букетом из каких-то восковых лепестков и мысленным извинением за долгое отсутствие практики в трансформациях.

Уэбли превратился в, глыбу аккуратно ограненных кристаллов, каждый из которых фосфоресцировал своими оттенками. Хотя это была очень сложная форма, он принял ее с такой легкостью, что это выглядело жестом презрения.

Аррик растекся в плоский круглый диск оттенка бургундского вина и пустил рябь по центру диска. Вдруг рябь превратилась в расширяющиеся квадраты, а потом — в палитру самых разных цветов.

Собрав свои кристаллы, Уэбли превратился в перевернутую каплю, легко балансирующую на тонком конце, и начал вертеться волчком. Из капли до самого пола вытянулись разноцветные шупальца, создавшие при вращении форму улья, который быстро поднялся и закрыл каплю, затем исчез, обнаружив оскалившуюся ящерицу, стоящую на задних лапах.

Признавая поражение, Аррик оборотился обезьяной. Уэбли вежливо повторил его форму.

— А теперь — разделение, — вслух сказал он. Аррик кивнул:

— Теперь — разделение.

Пол Таузиг задумчиво нахмурился над компьютерной распечаткой. Это была очень сложная работа — следить за всеми реальными и мнимыми отклонениями линий истории сорока семи планет. Это требовало четкой организации работы всех команд. Поэтому самой большой неприятностью для тучного шефа Оперативного отдела был конфликт между членами одной команды. Например, резидентской.

Он должен был предвидеть это, но думал, что это все-таки невозможно. Покачав головой, Таузиг включил коммуникатор и приказал доставить ему необходимые документы немедленно.

Форчун не знал, как долго он спал, но чувствовал себя совершенно не отдохнувшим.

Огромное паукообразное существо снова приблизилось к его клетке.

— Надеюсь, ты хорошо провел ночь, мой доро гой Форчун?

Поворот головы дался мучительно тяжело. Но ухмылка Ганнибала Форчуна была такой же насмешливой, как и всегда.

— Спасибо. Очень хорошо.

— Рад слышать, — прошипел зеленый. — Я хочу, чтобы ты был в состоянии воспринимать то, что я приготовил для тебя. Предупреждаю по-честному, эти маленькие забавы постепенно убьют тебя, но ты еще проживешь некоторое время, пока это случится.

— Ты мне уже говорил.

— С момента нашей последней встречи я полно стью изучил ваш вид, обращая особое внимание на нервную систему. Мы с коллегами пришли к нес кольким интересным идеям относительно челове ческой боли. До сих пор, к сожалению, наш подход к этой проблеме был, в основном, гипотетическим. Поэтому весьма благородно с твоей стороны предо ставить себя для опытов. Так что мы сможем про верить наши теории на практике.

Любые сомнения, которые могли оставаться у Форчуна относительно подлинности Грегора Малика, отпали; только настоящий тиран Бориуса мог быть таким садистом. Вспоминая события в Мохен-джо-Даро, Ганнибал знал, что Малик сдержит свои обещания. Но он не позволил даже намеку на страх появится на своем улыбающемся лице.

— Тебя ведь интересует не только проблема боли, но и еще что-то?

— Разумеется, — согласился Малик.

— Не думаю, что это возможно с участием такого мясника, как ты.

— Не бойся, это возможно. Ты найдешь это довольно занятным, тем более что с твоей нервной системой мы собираемся поиграться.

— Конечно, — мило согласился Форчун. — Скажи мне, Грег, ты ожидаешь, что я буду просить опомиловании в ходе пытки?

— Можешь просить, если хочешь. Можешь даже кричать время от времени, но это не очень поможет. Наше оборудование, я тебя уверяю, достаточно умное. Твое сознание будет автоматически наблюдаться в течение всего эксперимента. Короче, мой дорогой, можешь даже не имитировать обморок.

— Мудро, — позволил себе заметить Форчун.

— Я тоже так думаю, — согласился Малик. — Ты когда-нибудь интересовался психологией?

— Достаточно, чтобы определить дурака, когда мне такой попадался. Тебя я к их числу не отношу.

— Тебя может удивить то, что в основу экспериментов будут положены мои исследования гордости и тщеславия гуманоидного мужчины. Ну, до свидания. Мы не увидимся до начала опытов.

Тиран двинулся к двери.

— А когда они начнутся?

— Мой дорогой Форчун, — укоризненно покачал головой Малик, — ты ведь не думаешьт что я скажу тебе это, не так ли? Это уничтожит всю прелесть неизвестности.