Три гинеи

^{19} Один известный историк описал происхождение и сущность университетов, в одном из которых он получил образование, следующим образом: «Оксфорд и Кембридж были основаны в темные времена[346] ложной и варварской науки, и они до сих пор не избавились от пережитков старины… Правовое объединение этих учреждений в корпорацию, дарованное хартиями патриархов и королей, обеспечило им монополию на государственное образование. Но на деле эти монополисты ограничены, ленивы и деспотичны: их низкая производительность труда оплачивается выше, чем работа независимых директоров; а нововведения, связанные со страстной борьбой за свободу, принимаются в этих учреждениях, построенных на страхе конкуренции и непризнании собственных ошибок, крайне медленно и неохотно. С трудом можно ожидать, что какие-либо реформы будут приняты ими добровольно; они так сильно увязли в обычаях и предрассудках, что даже всесильный Парламент не справляется с положением дел и злоупотреблением властью в обоих университетах» (Эдвард Гиббон[347], «Мемуары и письма»). Однако в середине XIX века «всесильный Парламент» добрался-таки до «положения дел Оксфорда, его дисциплин, исследований и доходов. Но от колледжей исходило столько пассивного сопротивления, что последняя попытка изучить их дела полностью провалилась. Но было установлено, что из 542 братств колледжей Оксфорда лишь 22 действительно открыты для вступления без каких-либо ограничительных условий, вроде наличия покровителей, свободных мест или родственных связей. Члены комиссии… пришли к выводу, что обвинения Гиббона небеспочвенны…» (Лори Магнус[348], «Герберт Уоррен[349] из Модлин-колледжа[350]», с. 47–49). Тем не менее престиж университетского образования по-прежнему остается высоким, а братства — чрезвычайно привлекательными для вступления. Когда Пьюзи[351] поступил в Ориэлл[352], «колокола приходской церкви выразили свое почтение его отцу и семье». Когда Ньюмен[353] вступил в братство, «его семья позаботилась, чтобы колокола всех трех главных башен об этом трезвонили» (Джеффри Фейбер[354] «Оксфордские Апостолы», с. 69, 131). Кроме того, Пьюзи и Ньюмен считались высоко духовными людьми.