Но мама тоже боялась. Боялась, что со временем Ленкин папа, ее муж, станет как тот дед. Или как один из тех мужиков, которые смотрят на мир так, словно у них в голове помехи, как у старого телека в деревне, который отец настраивал народным способом - ударом кулака.
Вот и сейчас мама сидела за столом на кухне, проверяла тетрадки и боялась. И это от ее страха, а вовсе не от сочившегося сквозь неплотно прикрытую форточку воздуха, волновавшего шторы, тени на стене за маминой спиной иногда нервно подергивались.
- Как же ты поздно!
- Пришла б раньше, попала б под раздачу. - Ленка сняла ботинки и куртку и присела на табуретку напротив мамы.
- Все уже остыло.
- Я холодного поем.
- Нет, я тебе борща разогрею.
- Я сама.
Если Ленка грубила маме, а грубила она часто, ей тут же хотелось исправить это нехорошее поведение каким-нибудь самостоятельным, взрослым поступком. Например, самой разогреть себе ужин. В полумраке она долго искала спички, потом чиркнула - газ вспыхнул нежно-голубым светом. Теперь в комнате было два огня - маленький, юркий огонек на плите и большой желтый свет настольной лампы.
- Вас после уроков задержали? Работа над ошибками?
Обманывать маму не имело смысла. Она же работает в школе.
- Ирка искала своего кота. Нашла, представляешь. Я думала, не найдет.
- Домашние животные обычно возвращаются...
- Я думала, что он за Иркиной бабушкой ушел...
- Может, проводил ее и вернулся?
Мама иногда говорила правильные вещи. Как будто была не мамой, а самой Леной, ее внутренним голосом, тем странным, чужим голосом, который иногда говорит у тебя в голове такие умные вещи, что ты пугаешься. Ведь ничего тебя к этим мыслям не вело, ты не брела к ним дорогой нудных рассуждений - просто вдруг кто-то произнес их у тебя внутри, кто-то на много лет тебя старший. На сто лет старший или даже на тысячу.
- Может, просто проводил. Вернулся, не запачкав белого носочка...
- Как Ира?
Мама знала, что Ира страшно тоскует без бабушки.
- Нормально вроде.
- Моя сестра... Тося п-п... умерла, когда мне было столько, сколько вам сейчас. И тоже, знаешь, был странный случай... Я тогда поехала в город, на рынок... продать вишню... два ведра вишен привезла... руки заболели, пока дотащила их до рынка... - У мамы были тонкие, белые руки. - Продала вишни, да и домой, иду довольная, налегке... А тут какая-то бабка мне навстречу, вроде незнакомая, не с нашего села... но говорит мне: что, Татьяна, идешь с пустыми-то ведрами, людям неудачу накликаешь? Я ей: да вот вишню ездила продавать... А сама думаю: кто это, вроде не знаю ее... Бабка как бабка, в темном платье, на голове платок черный, в красных розах... а она мне тут же: зря продала, на поминки-то пироги печь с чем будете? А я думаю, что она про годовщину по нашей бабушке думает, да и отвечаю ей: так ведь баб Маня в сентябре померла, рано еще... А она мне: рано, рано, да поздно! Так сказала, что у меня аж сердце у-у-х... знаешь, иду с пустыми ведрами в руках, а они как будто камней полны... дошла до автовокзала, села на автобус до села... ну а приехала, так узнала... Может, бабка и шла оттуда, кто его знает... Они почему-то всегда навстречу молодым идут, эти, с того света... как будто их притягиваешь, когда идешь... такая вся счастливая, легкая, с пустыми ведрами...
- Ма-а-ма!
Ленка вскочила с табуретки и обняла маму. Она знала ее характер. Знала, что мама боится почти всего, чего можно бояться, и еще тысячи вещей, которых бояться не стоит.
- Иру к нам зови. Вам двоим веселее будет. А по дворам по ночам не ходите больше.
Борщ на плите уже вскипал, в кухне пахло так, что Ленкин живот пару раз громко мяукнул, и хотя ей не хотелось разжимать объятия, пришлось все же оставить маму, чтобы налить себе борща.
Она ела, мама внимательно смотрела на нее, а потом вдруг сказала:
- Ирка твоя рано замуж выскочит, вот увидишь.
- Почему?
- Некрасивая. И знает об этом. Выйдет за первого, кто предложит: вдруг больше никто и не позовет? Это хорошенькие девочки вроде тебя часто одни остаются, все ждут... чего-то особенного...
Ленка вздохнула. Вот так у мамы всегда: то говорит страшно умные вещи, то какие-то глупости, за которые даже стыдно.
- Я никогда замуж не выйду.
- Все так говорят в твоем возрасте.
Лена посмотрела на маму поверх ложки, придумывая какой-то вредный ответ про то, что все и она, Лена, это разные люди - и вдруг поймала на себе мамин взгляд, странный, долгий. Он был похож на молчание в телефонной трубке, которое так пугает, что начинаешь истерить: 'Это кто? Говорите! Хватит баловаться, придурки малолетние, у меня стоит определитель номера, я вас вычислю, вам конец!'
- Что ты сказала? - наконец спросила мама.
- Я ничего не говорила.
- А.
- Ты о чем-то задумалась.