Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941-1944

Тем не менее в СССР к началу войны сложился ряд противоречий экономического, политического характера, проявившихся в полной мере в период нападения Германии и продвижения вермахта в глубь советской территории, то есть когда само существование советской власти оказалось под угрозой. Участник власовского движения эмигрант А. С. Казанцев утверждал, что народ «не верил и не верит ни одному слову советской пропаганды, не без основания считая, что она не способна сказать ни одного слова правды», и при этом «с надеждой смотрел на Запад и, изверившись в собственных силах, только оттуда ждал освобождения»[838]. Подобным образом рассуждала и часть русской эмиграции. Еще накануне нападения Германии на СССР она разделилась на два лагеря – оборонцев и пораженцев. Последние считали, что СССР – не Россия, а Красную армию нельзя отождествлять с российской армией. Поэтому пораженцы приветствовали германскую агрессию, видя в ней возможность освобождения России от большевизма. Позицию пораженцев еще до нападения Германии на СССР довольно конкретно выразил монархист В. В. Шульгин: «Пусть только будет война! Пусть только дадут русскому народу в руки оружие! Он обернет его против ненавистной ему советской власти! И он свергнет ее!»[839]

Этим эмиграция показывала лишь частичную осведомленность о действительных настроениях населения СССР, меньшинству из которого были в действительности присущи подобные взгляды. Вероятно, эмиграция отстала в своих суждениях, представляя русского человека таким, каким он был в период революции и Гражданской войны. И если даже тогда немалая часть населения поддержала большевиков, то можно себе представить, как изменились в этом отношении взгляды народа, успевшего почти четверть века прожить при советской власти, испытывая при этом колоссальное давление коммунистической пропаганды. Очевидно, именно на представлениях, сходных эмигрантским, немцы строили направленность своей пропаганды.

Так, по их мнению, население Советского Союза было движимо лишь низменными, присущими крайне отсталым народам желаниями, сводящимися большей частью к еде, курению и алкоголю. Разработанные на основе подобных представлений пропагандистские листовки, естественно, вызывали в среде жителей Советского Союза в лучшем случае недоумение. А. С. Казанцев вспоминает, как некоторые ленинградцы, встретив 22 июня как освобождение, жадно подбирали немецкие листовки, но тут же разочаровывалась их содержанием: «Ловили из открытых окон, лазили даже по крышам – вот она, весточка долгожданная из потустороннего мира, из культурной, гуманной Европы… Достали, читаем и сначала глазам не верим. Сверху крупно написано: «Переходите к нам», и изображен красноармеец с поднятыми руками. Дальше опять картинка – и опять красноармеец, на этот раз с кружкой, вероятно, пива и надпись: «Есть что выпить». И наконец, еще картинка – опять красноармеец, неуклюже держащий в растопыренных пальцах сигарету. Надпись еще выразительнее – «Курить разрешается». Описывая реакцию населения на такие листовки, Казанцев отмечал, что это вызывало лишь смех, люди даже считали, что сбросившие листовки самолеты «были советские, с накрашенными немецкими крестами на крыльях. Дескать, вот, полюбуйтесь на ваших освободителей, чем соблазняют они вас – кружкой пива и папиросой… Дня через два прилетели снова. Разбросали те же листовки, но уже вперемежку с бомбами. Поверите, нам стало страшно… Неужели двадцать лет веры были самообманом?..»[840]

Офицер РОА Н. А. Троицкий в беседе с автором рассказывал, что немецкие листовки антисемитской направленности с надписями типа «Бей жида-полит рука – морда просит кирпича» в среде красноармейцев вызывали лишь омерзение. Другой участник власовского движения о листовках 1941 г. позже писал, что «немецкие листовки были настолько безграмотными и дикими по содержанию, что их приходилось считать просто плодом какого-то недоразумения»[841]. Ни одна из листовок первых месяцев войны не обходит вопрос о еде, выпивке и табаке, по смыслу ставя это в центре пропаганды, на что, по мнению составителей листовок, обязательно должны отреагировать красноармейцы. Одна из них, изображающая перебежчика с котелком в руках, гласит: «Я Боровик Станислав Иосифович из 846 стрелкового полка 267 с. д. перешедший добровольно к немцам они меня очень хорошо встретили как гостя дали мне водки и хорошо покушать, и обращаются к перебещикам очень хорошо» (грамматика сохранена)[842]. В другом обращении к солдатам дисциплинарных рот говорится, что перешедших на сторону германской армии солдат «примут там хорошо, вы получите пищу, питье и табак»[843].

По многочисленным свидетельствам участников событий, имеющихся в распоряжении автора, такая пропаганда в большинстве случаев приносила немцам больше вреда, чем пользы.