Три года октября

— Прекрасно! — загоготал он, продолжая упиваться властью. — Тогда начнем. Кидай мне свой кошелек.

— Ты его не поймаешь. У тебя рука занята и стоим мы далеко друг от друга.

Подкорытов, шмыгнув и приподняв тыльной стороной ладони шапку с вспотевшего лба, одобрительно закивал. Занеся обратно мешок через перила, он опустил его на перекладину, наступив ногой на горловину. Тимофей, почувствовав опору под ногами, попытался убежать. Мешковина натянулась и заблокировала его попытку к бегству. Освободив обе руки, Подкорытов протянул их вперед.

— Кидай!

Я кинул. Тот прилетел точнёхонько ему в грудь, но прежде чем он успел отскочить, Иван прижал его ладонями к себе. Торопливо открыв кошелек, он осмотрел его содержимое.

— Не густо.

— Там двенадцать с лишним, — заметил я.

— Ладно. Уговор есть уговор. Держите своего кота.

Подкорытов пнул мешок ногой и тот полетел с моста в реку.

— НЕЕЕЕЕТ!!!

Такого жуткого крика я никогда не слышал раньше и молюсь, чтобы больше не услышать его впредь. Пахомов вскочил на ноги и поспешил вниз к реке. В тот же момент, Подкорытов развернулся и побежал прочь на другой берег. Я же остался стоять на месте, разрываемый дилеммой: погнаться за Подкорытовым или же побежать на помощь к Пахомову. А мешок с заточенным Тимофеем на миг всплыл на поверхности, чтобы спустя мгновение, уносимый прочь водой, вновь пропасть из виду.

Мой ступор занял не больше двух-трех секунд. Затем я поспешил следом за Пахомовым, стараясь опередить его в желании броситься в воду. Федор Дмитриевич уже был у ледяной кромки, когда его ноги выпрямились в коленях, и он упал лицом вниз. Его руки не вытянулись вперед, как при обычном падении, оставшись висеть вдоль туловища. Я сразу же осознал, что он не поскользнулся. Дела обстояли куда хуже.

Мне пришлось забыть о спасении кота, шансы, на которые были изначально, не велики, и подбежать к Пахомову. Схватив его за плечо, я повернул его на спину. Зрачки старика закатились за веки, губы посинели, рот скривила гримаса боли. Я торопливо расстегнул верх его куртки — это должно было облегчить ему дыхание, а также позволило мне просунуть руку в его внутренний карман, в поисках принимаемых им таблеток. Те оказались на месте. В то же время, я достал свой телефон и набрал номер местной «Скорой помощи». Те ответили мне только после пятого гудка. Я, не скрывая злости, закричал о необходимости скорейшего их вмешательства, добавив, что человеку плохо, упомянув о вероятности инфаркта. Сунув телефон обратно в карман, я попытался нащупать пульс на сонной артерии старика.

Он не прощупывался.

— Чёрт! Федор Дмитриевич, не сдавайтесь, прошу вас!

Моя просьба осталась без ответа. Лицо становилось только синее, уже переходя в черный оттенок. Необходимо было переходить к реанимационным действиям. Я нанес ему прекардиальный удар — коротко и сильно, в область грудины. Затем я вновь попытался прощупать пульс. Без эффекта. Тогда я перешел к непрямому массажу сердца. Тридцать нажать на грудь, небольшая пауза, снова тридцать нажатий. Сделав их почти сотню в течение минуты, я перешел к искусственному дыханию. Сделав три глубоких выдоха, я приложил ухо к его уставшему сердцу.

Оно так и не запустилось.

Я повторил действия снова. Тридцать нажатий, пауза, тридцать нажатий, пауза, тридцать нажатий, вентиляция легких и прощупывание пульса.

Тишина.

Массаж, вентиляция, слушанье сердца.

Тишина.

Массаж.

Тишина.

Слезы застилали обзор. Я вытер их и продолжил реанимацию.

Снова начался снег. Снежинки робко кружились над нами и падали. Они опускались на лицо моего доброго отзывчивого друга.

Вначале они таяли, превращаясь в воду. Затем перестали, оставаясь простыми кристалликами льда на его охладевших щеках.

5

Работники «Скорой помощи» по приезду констатировали смерть Федора Дмитриевича Пахомова. Леонид Лихман подтянулся, чтобы зафиксировать отсутствие признаков насильственной смерти и сделать несколько фотоснимков. В данном случае я не мог быть задействован в качестве судмедэксперта, потому как был участником событий. Участковый Николай Кузнецов задал мне всего один вопрос: «Что здесь произошло?». Больше вопросов от него не последовало до тех пор, пока мы не оказались в больничных стенах.

Тело Пахомова загрузили в «Скорую» и отвезли в морг. Прежде чем отправиться за ним следом на уазике участкового, я позвонил Безбородову и рассказал трагическую весть. Он стойко выслушал меня, не перебивая, после чего сообщил о своем скором прибытии. Он влетел в прозекторскую спустя минуту после нашего приезда. Он был весь на иголках, нервно подергивая плечами.

— Где он?! — громко потребовал он ответа, затем подскочил к каталке и сдернул простынь с лица Пахомова. — О, Федя, Федя! Как же так? Ну, как же так?!

В это же время, Кузнецов открыл блокнот и нажал на кнопку в основании ручки, готовый дальше брать с меня показания.

— Итак, продолжим. Мне нужны детали. Как вы с Пахомовым оказались у реки?