Три года революции и гражданской войны на Кубани

Оспаривать у Быча председательское кресло выступил не кто другой, как Иван Леонтьевич Макаренко, и сам же выступил за себя с агитационной речью – как всегда, говорил длинно и малосвязно: о тяжелых переживаниях края, о тягостном положении Государства Российского, о том, что испытания еще впереди, что власть должна находиться в руках людей дальновидных и преданных общественному служению, что такие люди не имеют права уклоняться от ответственных поручений, а потому и он, Макаренко, не может уклоняться от службы краю. Его, конечно, провалили с треском. Быча выбрали хорошим большинством. Быч – черноморец, в противовес ему мы провели в члены правительства по народному просвещению Ф. С. Сушкова – линейца[23].

На коалиционных основаниях составилось новое правительство. Исполнять обязанности члена правительства по внутренним делам стал бывший комиссар Временного правительства К. Л. Бардиж, по делам юстиции – престарелый видный кавказский судебный деятель Паша-бек-Султанов, очень милый старик. Членом правительства по военным делам избрали, по рекомендации фронтовиков-казаков Кавказского фронта, полковника Генерального штаба П. М. Успенского, очень долго не имевшего возможности прибыть с фронта из Персии на Кубань[24].

Коллегиальный Войсковой контроль теперь был упразднен. Была учреждена должность единоличного краевого контролера, независимого от Краевого правительства, но с правом участия в заседаниях правительства с решающим голосом. Контролером избрали меня. Макаренко и молодого Бардижа избрали членами правительства от Кубани в Юго-Восточный союз.

Глава X

Атаман Донского войска всенародно объявил – 28 октября – о принятии на себя прерогатив государственной власти в области, сделав, таким образом, вывод из непризнания образовавшегося в центре государства Совнаркома.

Этот Совнарком не был признан и на Кубани. Но лишенный по конституции какой-либо самостоятельности атаман Филимонов избежал выступить с подобным заявлением; не сочло возможным для себя делать подобное заявление и Краевое правительство. Таким образом, вынужденные фактически приступить к работе по типу полной самостоятельности ведомства Кубанского краевого правительства и контроля по существу не имели на это легального титула.

Но вопрос заключался не только в легализации. Дошедшие известия из центра о петроградском и московском опыте утверждения новой власти посредством пушек и пулеметов никаких иллюзий уже не оставляли. Нужно было, следовательно, и самим думать об организации неизбежной борьбы.

И вот в стремлении добыть себе легальный титул, получить определенный мандат на борьбу, Краевое правительство, почти непосредственно за своим образованием, решило вновь созвать Краевую раду, лишь месяц тому назад распущенную.

Размер бедствия, которое накатилось на край, был теперь уже стихийного значения. Лавиной шел поток демобилизующихся воинов Кавказского фронта, забивал железнодорожные станции и расползался по селам, городам и станицам. Среди даже своих иногородних казачье начало становилось враждебным, а жажда реванша со стороны горячих голов группы «иногородних» толкала их искать поддержки вне казачьих антибольшевистских сил. Именно в этот момент вышло от какой-то части иногородних обращение к 39-й дивизии Кавказского фронта с просьбой поддержать на Кубани иногородних против казаков.

Для организации так называемых казачьих заслонов, о которых гак много кричали все лето и осень, ничего не было сделано правительством Макаренко.

Казачьи части, начавшие приходить последними с демобилизующегося фронта, отказывались организовать эти заслоны. Делала свое дело всеобщая усталость от войны. Кроме того фронтовики заявляли:

– На фронте мы с солдатами делились последним сухарем, – как же теперь мы будем с ними воевать?

Это был суровый приговор нашим ура-казакам, но их участь теперь должно было разделить все казачество.

Казаки-фронтовики усвоили себе такую практику. С фронта они приходили своими частями и с оружием. В Екатеринодаре в Войсковом штабе производили полный расчет за недополученное содержание по различным частям военного обихода и затем с индивидуальным оружием рассыпались по станицам и хуторам. А там через какой-то промежуток времени организованно-вооруженные большевистские группы, под угрозой расстрела, заставляли их сдавать и индивидуальное оружие.

Председатель Л. Л. Быч скоро, видимо, понял, какую большую ошибку сделали его предшественники, так неосторожно обращавшиеся с принципом внутреннего гражданского мира в крае. Сам Быч уже принял в свое правительство неказака Ф. С. Леонтовича, бывшего городского голову г. Новороссийска. Быч попробовал привлечь еще одного иногороднего в правительство – доктора Долгополова, – но этот, поставив свое согласие войти в правительство в зависимость от согласия на это своих однопартийцев эсеров, потом отклонит предложение. Попытка бесшумно перелицеваться частично в общий казаче-иногородний цвет не удалась. Значит, нужно особо договариваться.