Три года счастья (СИ)

Потасканная, вывернутые на изнанку, уставшая. Но всё ведь она держится , и даже улыбается ему, правда, через силу. Переживет. Клаус вновь думает, что ей придет конец, а она переживет еще один конец, чтобы начать с начала. Спасет себя.

Известная формулировка, которой обучают детей в младшей школе, теорема, которую знает и Элайджа Майклсон : « От перемены мест сумма не меняется.» Она все такая же : карие глаза, томно-напуганный взгляд, шоколадные кудрявые локоны. Она такая же, только в ее душе тьма. Черная – вампир. Белая – человек. . Человек-вампир. Вампир-человек. Катерина плюс Кетрин в сумме ведь одна и та же женщина. Женщина, к которой он испытывает самые различные чувства : от любви до ненависти.

В сумме одно и тоже, и плевать на перестановку слагаемых. Сумма не меняется. Сумма ведь не меняется. Кетрин, просто, удалось выдавить из себя человечность. Выдавить человечность ударом по рёбрам, словно вырвала свое сердце и теперь вместо него пустота – вакуум. Остались очертания чего-то темного, похожего на сердце, прям, как и у него, переломанными костями, костяшками рук измазанными кровью, скукой, предательством, манипулированием и паранойей. Это теперь не выпластаешь, все вернулось бумерангом, за всё хорошее, что она сделала, как говорится. Вернулось бумерангом в виде боли и бесконечного одиночества. Вампиризм оказался ее вечными муками за грудиной, одиночеством и отражением всех совершённых грехов. Вампиризм – безвыходность.

— Уходи, Элайджа, я сумею себя защитить или сбегу, как всегда, ну, жизнь на чемоданах, ты же знаешь, - сжимает запястья, касается ткани его рубашки, манжеты не позволяют ей коснуться его кожи, глаза-потухшие и могли бы вскрыть наружу все его чувства.

— Мы не закончили, Катерина и прямо сейчас ты расскажешь мне, как планируешь заполучить лекарство? – встает над ней, сжимает руку на ее тонкой шеи, что той явно не хватает воздуха.

— Терпение Элайджа, - кашляет, опускает взгляд. — Бегая от твоего братца я приобрела такое качество, как терпения.

— Мое терпение не стоит испытывать, Катерина, - взгляд суровый.

Они не в масть или все же они одной масти?

Брюнетка молчит пару секунд, потом озирается, будто боится, что их “содержательный” разговор могут подслушать. Озирается вслед за ней и это его ошибка. Ошибка, ведь у нее уходит несколько секунд, чтобы ударить каблуком под колени, заломать руку, сломать и поставить самого Элайджу Майклсона на колени.

— А смешно ведь получилось, Элайджа Майклсон на коленях, - язык, закушен зубами держится, как никак, возможнл ей не долго осталось жить.

— О чём ты, Катерина? – хмыкает Майклсон.

— Хватит меня так называть, Элайджа, - чувствует его тепло рук в обхват своей спины.

— Твое имя данное при рождении Ка-те-ри-на, - протягивает вампир смотря в ее глаза и Пирс кажется, что тот внушает ей это.

— Я пью вербену, - ослепляет своей улыбкой. — И через пару недель сформируются команды по поиску лекарства. Мне нужно будет только подождать и отнять лекарство у победителя. На этот раз все выйдет так, как я запланировала. Ты еще вспомнишь мои слова.

— Я свяжусь с тобой, когда посчитаю нужным, все же, мы можем быть полезны друг другу, - руки касаются ее плечей, осторожно сбрасывает брошенную на плечи кожаную куртку.

Знает, что она не мёрзнет, всё равно мертва. Мертвая, и ей не помешает побыть “ мертвой” пару часов. Резкое движение, хрус шеи. Наигранно вздыхает, удерживает ее, не позволяет упасть на грязный пол. Катерине он бы ни за что не позволит упасть, но перед ним Кетрин, и ей он позволяет рухнуть на грязный и пыльный пол. Позволил упасть. Почему бы и нет? Так нужно обращаться с Кетрин.

Покидает номер. Элайджа ведь не глуп и прекрасно знает, как нужно поступить в той или иной ситуации. Он знает, как нужно поступать с Кетрин Пирс. Знает, что они могли бы быть счастливы. Могли бы бы счастливы, только в другом столетии.

Кетрин Пирс около пяти веков, и она уверена, любви нет.

Элайджи Майклсону тясячу лет, и он отчаянно убеждал себя в том, что любви нет.

**** Мистик Фоллс. ***

В особняке пахнет пылью, красками и ацетоном. Клаус Майклсон сосредоточен на создании новой картины. Клаус Майклсон – первородный гибрид, тот, кто не знает пощады и жалости к своим врагам. Но в его серых глазах отражается боль пустота, одиночества. Отражается все то, что пережил за тысячу своего существования. Сейчас его глаза закрыты, представляет, чтобы он хотел нарисовать. В руках испачканная краской кисть, но мольберт чист. Какие он выберет цвета? Попробует нарисовать, что испытывает, чувствует, о чем думает или чего хочет. Смятение. Агрессия. Злоба. Его демоны освободись после того, как его любимая сестра Ребекка, уничтожила кровь двойника, лишила личной армии послушных гибридов и в полной мере ощутила весь его гнев на себе. Нужно быть осторожным, ведь Клаус Майклсон неконтролируем в гневе. Все же профессионал в рисовании и искусстве мучить и убивать.