Три года в аду. Как Светлана Богачева украла мою жизнь

Я схватила Мишу за руку. Я не представляла, что он чувствует. Лишившийся родительского дома и образования в университете. Я потихоньку осознавала все, что потеряла из-за Светы: мегауспешный стендап в Петербурге, возможность быть рядом с еще живой бабушкой, с папой, Федей, Кулич. Мы вели кочевую жизнь по разным странам и городам, без знания языков и культуры, без возможности сделать хотя бы визы в Европу, без уверенности в завтрашнем дне. Мне даже на секунду показалось, что в самой России вообще ничего не происходило. Что спецоперация – тоже больная выдумка Светланы Богачёвой.

– Вы не тупые, – продолжала Света. – Я правда гениально вру. Никто с первого раза не распознавал мою ложь никогда. Постфактум. Когда-нибудь. По косвенным несостыковкам.

– Люди, которые вскрыли твою ложь, сейчас живы? – поинтересовалась я.

Я вдруг поняла, что этот человек способен на все. И что мы с Мишей можем быть в большей опасности, чем когда не вскрыли правду.

– Конечно.

– Мне нужны их контакты, – сказала я. – А-а-а-а! Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Стой. Мне не нужны их контакты! Я опять буду писать тебе! – и зашлась безумным смехом.

Мне казалось, что я схожу с ума. Я все это время жила в выдуманной реальности Светланы Богачёвой, окруженная выдуманными людьми. Выдуманными событиями, выдуманными диагнозами и поддельными документами. Но самое страшное, что это все было неразрывно сплетено с такой же безумной реальностью. Куча людей, даже наших друзей и знакомых, действительно находилась в эмиграции вместе с нами. И сподвигла их на нее не Богачёва. Мы все равно не сможем вернуться домой.

А если Ян… Я резко вспомнила, что Ян ненастоящий. Но я же видела его на дне рождении Светы. Осколки реальности начали сталкиваться в моем воображении с осколками выдумки Богачёвой. Они не соотносились друг с другом, разбивались, и всплывали новые. Я перестала понимать, где я и кто я. Кто из моих знакомых вообще реальный человек. И есть ли такие вообще. Может, все мои переписки ненастоящие? И с Даней, и с Федей, и с Кулич? Может, я переписывалась только со Светой? Эти мысли разрывали мое воспаленное сознание изнутри. Я потеряла счет времени и едва могла продолжать разговор с Богачёвой.

А Светлана продолжала увлекательное повествование о своей нелегкой жизни:

– Это все началось с детства. С навязчивого желания придумывать истории. Сначала были какие-то мелочи. И примерно через год мой бред стал принимать одну и ту же форму. Я всегда придумывала себе какие-то заболевания. И каждый раз я завиралась до такого состояния, когда в это было уже невозможно верить.

– Как случилось и с нами.

– Да, да. Как случилось и с вами. Все крайне типично. При этом я, правда, всегда хорошо училась. Мозги у меня работали.

– Мне прям интересно. Какая я по счету твоя семья вот такая?

– Первая. Семьи у меня ни разу не было.

И снова ложь. Раньше она была лучшей подругой другой своей жертве, Екатерине Борзовой, и всей ее семье. Об этом расскажу позже. Я как минимум вторая ее жертва.

– Раньше у меня никогда не получалось, – убеждала Светлана.

– Я слишком тупая, да? Первая, кто пустил тебя в семью, – грустно усмехнулась я.

– Нет. Нет. Просто раньше у меня никогда не было чувств.

– Ты психопат, – внезапно догадалась я.

Я произнесла это вслух, и мои слова словно разрезали напряженный воздух в комнате. Точно. И как я не догадалась сразу. Я резко вспомнила, что бывают такие личности. Что я читала о них и даже смотрела документалки. И вот настоящий психопат сидит передо мной. Ощущение удивления, но предельной ясности и ужаса. Будто вчера смотрел документалку про Джеффри Дамера, а сегодня узнал его в дружелюбном соседе, живущем через дорогу.

– Нет. Я не психопат. У меня есть эмоции. Я не психопат, – замахала руками Богачёва.

Снова ложь. Психопатия, в отличие от шизофрении, признается судом как вменяемость. И человек виновен в своих преступлениях. Богачёвой моя догадка была не на руку.

– Просто если эта история придумалась, я ничего не могу с этим поделать. Пока я ее не реализую, эта мысль никуда не уйдет, – оправдывалась Богачёва. – Я перестаю это все контролировать. Мысль заполняет все сознание. Я ничего не понимаю. Пока я в конце концов не реализую эту мысль, она никуда не уйдет.

И снова ложь. Попытка выставить себя бедной и несчастной. Заметили, как к середине истории уже исчезла некая «она»? Светлана призналась, что это ее рук дело. Точнее, она бедная безвольная жертва своих нагроможденных выдуманных историй [2].

* * *

Тогда, после этой беседы, я рвалась ей помочь. Я не могла осмыслить, что меня цинично обманул человек, начисто лишенный эмпатии. Эта женщина ведь еще недавно была моей подругой. Да, странной, да, вызывающей много негативных эмоций, но я верила ей и годами спасала ее. Думая, что помогаю одаренному врачу и хорошему человеку. Я все еще помнила тех детей, которые приезжали к нам в гости. Помнила восхищенные глаза ее коллег. Я хотела, чтобы вся эта ситуация была просто очередным ужасным событием в моей и Светиной жизни. К которым я уже привыкла и знала, как с ними справляться.