Три горы над Славутичем

Пировали и на дворе — у возов и шатров, крутили над кострами цельные туши быков, вепрей и баранов. Ходили по хватким рукам круговые ковши и турьи рога с медом да брагой.

Съехались сюда, к Горам, на великую межплеменную сходку многие прославленные антские князья и вожаки со своими боярами и тысяцкими, с охранными сотнями своих гридней. Были здесь ближайшие соседи полян — северяне с Десны и добрые вояки россичи. Прибыли с дальних берегов Тиры уличи и тиверцы, а с ними и дулебы. Даже дреговичи пришли по Припяти из полуночных лесов, минуя древлянские земли, где два лета назад прошел вдоль и поперек грозный Воислав, побив немало кметов древлянских и добравшись до самого Корста на Уже, которого, правда, не взял, но двор и терем Горислава все же пожег и на всю ту землю великую дань наложил. Горислава на сходку не позвали: много чести…

На другой день после пира была великая охота, в лесу и в поле. Один только дулебский князь Мусокий свалил стрелами трех косуль и матерого сохатого. Сам Кий, спешась, пошел с одним мечом на задержанного псами медведя и заколол: разъяренный зверь, едва отозвали псов, поднялся на дыбы, а князь, прикрыв голову малым круглым щитом, всадил лезвие в доступное косматое брюхо, под ребра, до самого сердца… В левобережных плавнях немало побито меткими стрелами белых лебедей и серых гусей, множество всяческих уток — на воде и влет. Но не более того, что потребно было. Богатая добыча досталась тем, кто пошел с Хоривом вдоль правобережного леса на полдень: нежные косули и упитанные вепри, тяжелые глухари и хвостатые тетерева, пестрые рябчики и шустрые куропатки. Лису и куницу, горностая и соболя, зайцев и векш не трогали: на них охота зимой, когда шкура красу обретает.

Кто желал — набрал немало рыбы, на перемет в Днепре и бреднями в старицах.

Далее всех ускакали в поле Воислав, тиверский князь и два россича тысяцких. Долго не возвращались. Кий, затревожившись, снарядил сотню — искать и выручать. К вечеру сотня воротилась вместе с охотниками. Приволокли нелегкую добычу: двух серо-бурых туров — молодую корову и великана-быка с отменными рогами.

На третий день затеяли игры.

В затоне на Почайне пустились вперегонки на челнах-однодеревках. Первыми пришли северяне, Полянский челн — впритык за ними.

На Майдане боролись силачи. Всех уложил, одного за другим, улич Птах, молодой увалень с доброй улыбкой и таким вздернутым кверху носом, на который хотелось что-либо повесить, как на крюк. Каждому побежденному он тут же подавал руку, помогая подняться.

По окончании игр раздавали подарки победителям, в соответствии с явленной доблестью. Уличу Птаху вручили пару добрых сапог, но бедняга так и не сумел натянуть их — малы оказались. Тогда Кий, насмеявшись от души, расцеловал улича и подарил ему свой пояс из бычьей кожи, украшенный золочеными бронзовыми бляхами. Однако сей драгоценный дар не сошелся на животе у молодца.

— Проси чего сам желаешь! — предложил Кий.

— Меду бы, — смущенно пробасил победитель под общий хохот. — Да сала кусок. А то ослаб я, борючись.

Князь велел поить и кормить Птаха сколько душа примет. Потешились вволю.

Еще через день все собрались на Майдане, где начали совещаться.

Тиверцы поведали: собралась на левом берегу Истра великая сила славинов и хочет идти на ромеев. Да так, чтобы пройти подальше в глубь земли Второго Рима, нежели прежде проходить удавалось. Добыть поболее золота и угнать поболее скота да полона, нежели прежде добывали и угоняли. И просили славины тиверцев передать братьям своим антам, что ждут их подмоги в затеянном походе, как это бывало и прежде. Что добычу и полон, как и в былых набегах, разделят честно. Так передали славины, о чем и сообщил сходке тиверский князь, тот самый, что охотился на тура. И сказал, что надо бы отозваться на просьбу славинов, пойти к ним на подмогу в совместный поход.

Все согласились.

Уличи же, пришедшие на Горы вместе с тиверцами, предложили собрать все антские дружины воедино под стягом единого великого князя — тогда анты будут сильнее всех прочих.

У Кия даже дух перехватило: заветнейшую его мечту выразили уличи. Всех — воедино! И тогда не будет под небом другой такой великой силы. Тогда никто не страшен полянам и всем антам. А ежели еще и со славинами вместе, под единым стягом… Возможно ли такое?!

— То есть как это? — не понял князь дреговичский. — Единый князь над всеми нами? А остальным князьям что делать? В гридни к нему пойти? А стяги наши на возах, что ли, сложить?

— Сейчас поясню, — терпеливо ответил уличский боярин Колобуд, наистарейший из всех на сходке. — Не надо князьям идти гриднями. И не надо складывать стяги на возы. А каждый князь ведет свою дружину под своим стягом, как это бывало всегда. Но один из князей, кого здесь сами выберем, поведет всех прочих, и стяг его будет над всеми прочими стягами для всех единый, и слово его для всех — первое и последнее. В Царегороде — один базилевс над прочими царями и князьями. Потому и непобедима сила ромейская. И мы не хуже… Вот мы и…