Три господина ночи

Джакомо решил, что слишком много времени провел вдали от Парижа, и, с легким сердцем и тяжелым, плотно набитым кошельком, спокойно отправился покупать себе место в дилижансе, который через Страсбург отвезет его в этот город, средоточие всех наслаждений и любви. С тех пор как он покинул Венецию, ни одной женщине не удавалось привлечь его внимание даже на несколько минут. Что ж, раз нельзя находиться в родном городе, Париж тоже вполне может быть подходящим местом для того, чтобы возродиться к жизни…

7. Гульнуар и Семирамида

[5]

Казанова снова увидел Париж в самые первые дни 1757 года, испытав при этом приятное чувство, словно вернулся домой после трудного и слишком затянувшегося путешествия.

День был холодный и сырой. Крыши побелели от снега, на мостовых застыла черная зловонная грязь, но для человека, вырвавшегося из «Свинцовых кровель», этот зимний Париж, где катили в кабриолетах девицы из «Опера», а обыватели, весело шлепая по грязи, спешили вернуться домой, в тепло, к горящему камину, мало чем отличался от рая.

Конечно, в прошлый раз пребывание в этом городе закончилось для Джакомо довольно печально и оборвалось внезапно. Но время так хорошо умеет все улаживать, в песочных часах старого Кроноса просыпалось достаточно много песка, и милые легкомысленные парижане давным-давно забыли о мелких грешках синьора Казановы. И потом, разве не было у него на этой благословенной земле множества добрых друзей, которые помогут ему в случае затруднений?

Наконец, Казанова чувствовал, что сейчас, в расцвете лет, став зрелым мужчиной, он красив, как никогда прежде, и понимал, что если женщины и раньше не скупились для него ни на благосклонность, ни на деньги, то теперь у них тем более нет никаких серьезных причин отказывать ему.

И потому он с уверенностью постучался в дверь дома своих добрых друзей Балетти. Его встретили радостными восклицаниями. Постаревшая и больная Сильвия обнимала милого гостя со слезами на глазах и волновалась, словно родная мать, увидевшая наконец блудного сына после долгой разлуки. Антонио тоже плакал, сжимая его в объятиях, а Марио, многократно с ним расцеловавшись, звучно высморкался. И только прелестная девушка лет пятнадцати, не осмеливаясь приблизиться, лишь смотрела на него большими сияющими глазами. Казанова восхищенно взглянул на нее.

– Кто это? – спросил он, посылая девушке самую обворожительную улыбку, на какую только был способен.

Антонио покатился со смеху:

– Но, послушай, дорогой друг, кто же, по-твоему, это мог бы быть? Да это же Манон, моя сестренка…

Гость в изумлении уставился на него:

– Манон, та самая малышка Манон? В это невозможно поверить…

– Придется поверить! С тех пор как ты нас покинул, Джакомо, прошло почти семь лет. Она из девочки стала девушкой.

Это-то Казанова и сам сразу же заметил. Более того – она стала очаровательной девушкой, и он с первой же минуты был ею просто околдован. А поскольку и он, было видно по всему, обворожил прелестное создание, поскольку речь здесь явно шла о взаимной любви с первого взгляда, то Казанова… Нечестивец Казанова, чародей Казанова, каббалист, франкмасон и розенкрейцер Казанова, засыпая в этот первый свой вечер в Париже в прежней своей кровати на улице Ришелье, блаженно возблагодарил Господа и всех святых за то, что они помогли ему благополучно добраться до Парижа, где ему удалось так пламенно влюбиться в первый же день.

Но теперь, когда ему так повезло и он сумел этого дождаться, ему надо было как можно скорее вернуть себе утраченное богатство. Сотня цехинов, присланная добрым Брагадино, была почти истрачена, а для того чтобы покорить Манон, чьей руки он твердо намеревался просить, Казанове нужны были деньги, много денег.

Впрочем, несмотря на неприятности с полицией, у него все же остались в Версале кое-какие друзья, кое-какие связи, кое-какие значительные покровители, такие хотя бы, как маршал де Ришелье и даже маркиза де Помпадур, которую он развлекал когда-то. Но не они помогли ему. С созданием, на которое он отныне будет возлагать главные свои упования, с женщиной, которая должна была помочь ему разбогатеть, Казанова встретился в доме герцога де Шуазеля: тот привязался к нему до такой степени, что помог другу устроить сомнительную историю с лотереей и использовал его для некоторых тайных поручений. Так вот, этой женщиной оказалась Жанна де Понкарре, маркиза д'Юрфе, та самая, которую Казотт за неумеренное пристрастие к оккультным наукам прозвал Медеей.

Конечно, и до этого Казанова много раз ее видел, давно обратил на нее внимание и прекрасно знал, кто она такая. Впрочем, чему ж тут удивляться, ведь дом, в котором жила семья Балетти, принадлежал именно госпоже д'Юрфе! Итак, он знал ее и раньше, но у Шуазеля, который, впрочем, жил в соседнем доме, он впервые встретился с ней на равных.