Три грации на обочине

– Так в чем дело? Почему твой Ролик не бросает ее? Из-за дочери? Чушь собачья, ты же это понимаешь! Мне тебя жалко, глупая! Твое золотое время уходит, когда можешь встретить классного парня и создать с ним семью, стать легальной женой, а не подпольной пассией. Оно еще не ушло – время, пару лет в запасе есть, но ты его убиваешь, бездарно тратя на мужика, который пользуется тобой, как проституткой.

– Перестань! – пыхнула Вероника, оскорбившись.

– Что я не так сказала? – завелась и Люба, но в отличие от сестрички в ее арсенале было больше аргументов. – С его стороны честнее было бы расстаться либо с женой, либо с тобой, он не делает ни первого, ни второго. Ну, открой глазенки шире и посмотри на ситуацию со стороны. Неужели полагаешь, что ты какая-то особенная? Ты бесспорно красивая, умная, образованная, но не лучше многих таких же, вас легион. Он не бросил Тамару в течение четырех лет, значит, этого не случится никогда, как бы ты ни старалась отнять его. Скорее, Ролан тебя бросит, когда почувствует, что двух баб удовлетворять не хватает силенок.

Видимо, следовало начать с последней фразы, потому что именно она подстегнула Веронику к глупому шагу, и та решительно заявила:

– Это мы еще посмотрим. А я возьму и расскажу все его жене.

– Не самый лучший выход, точнее, это худшая идея.

– Почему же? – усмехнулась Вероника. – Она такая шикарная, а муж от нее регулярно бегает ко мне. Думаю, Тамара подаст на развод, не может не подать! Вот и наступит развязка, пусть невыгодная для меня. Прямо сейчас это сделаю…

Переполошившись, Люба удержала подскочившую с места Веронику за руку и попробовала вразумить ее:

– Стой! Ты позвала меня посоветоваться? Вот я и не могу оставить тебя без совета. Вероника, ты собираешься сделать очередную глупость, которая принесет еще большие разочарования! Сначала подумай, потом…

– Думай, думай… – по-детски передразнила сестру Вероника. – Не хочу думать. Хватит. Теперь я вступаю в новую фазу и буду бороться за свое счастье, как советуют в Интернете. Сиди здесь.

Выдернув руку, она убежала к лестнице, Любе осталось только тихонько констатировать факт:

– Ну, думать ты никогда не умела. Тоже мне, счастье нашла. – И взмолилась: – Господи, ты дал ей красоту, почему же поскупился на ум?

Искра боролась с искушением плеснуть мартини в лицо

А потом схватить тарелку с пирожными и запустить ими в девку, которую Митя притащил в клуб, но – нет! Вспышки гнева равносильны унижению самой себя. Нет и нет! Искра уселась за их столик, хотя ее никто не приглашал, натянула игривую улыбку, поздоровалась, но только с Митей:

– Привет. Как дела?

– Нормально, – неприветливо процедил тот.

Встрече он не рад, демонстративно хмурился, смотрел на Искру, словно сквозь невидимую стену. Ее это задело, но показать разочарование – много чести, она перевела взгляд на спутницу. О, боже, неужели Митя, одним видом производивший впечатление выпускника Оксфорда, не похожий на безалаберных неудачников, красивый, успешный, предпочел восхитительной Искре это блеклое существо? Мошка. Смотреть не на что!

Самое противное, и это ядом растравило душу Искре, ни разу не позвонил с тех пор, как отвез ее к родителям, не поинтересовался, как она переживает унижение. А папа! Обычно его не слышно и не видно, папа просто взбесился из-за него, родную дочь в упор не видит!

Сначала она злилась на Митю. Потом затосковала, потому что он очень нравился ей, можно сказать, Искра влюблена в него. Наверное, это так называется – влюблена: она думала о нем, хотела вернуться к нему, но самой идти на поклон как-то не комильфо. В мечтах она видела: он приезжает за ней с огромным букетом и в обязательном порядке просит прощения. Да, он просит прощения! Искра задалась целью застолбить свое превосходство, иначе семейная жизнь превратится в тяжелое ярмо. И вдруг она встречает это безобразие… Нет, Митя назло с метелкой в клуб пришел, чтобы позлить Искру.

– А ты кто? – небрежно бросила она девице.

– Меня зовут Нина, – ответила новая подруга Мити.

– Нина… хм! – мило улыбнулась Искра, откинувшись на спинку стула. – Ты очень даже симпатичная. А где одеваешься, на рынке? Но тебя это не портит.

Неприкрытый стеб взбесил Митю, он подскочил со стула, грубо схватил за локоть Искру и буквально поволок к выходу, бросив спутнице:

– Жди, я скоро.

– Пусти… Больно… – вырывалась Искра. – Ты с ума сошел?

Он как не слышал – да и не услышал бы сквозь ревущую музыку и бесноватые вопли. Митя тащил ее, а она болталась сзади, словно привязанная ленточка на ветру. Да, Искре было больно, а сильней боли – стыд, на них ведь смотрели не только незнакомые тусовщики, но и те, кто знал обоих! Со стыдом она столкнулась впервые, он, как локомотив, давил ее, нечто горячее облило все тело, из-за этой горячей волны глаза ничего не видели, удушьем перехватывало дыхание – вот что такое стыд.

Вытолкнув Искру на улицу, Митя отпустил ее, однако перегородил дорогу в клуб и начал тоном рассерженного жлоба: