Три ялтинских зимы

Оказалось, что к операции с флагом имело отношение не тай уж и мало людей. Надо было достать полотнище, покрасить, подшить. Все делалось основательно, даже древко покрасили, и теперь Костя со Стасем — главные герои — со смехом показывали испачканные краской руки — ни керосином, ни щелоком отмыть их было невозможно.

Все чувствовали себя молодцами. Здорово сработали! Для всей этой черномундирной сволочи удар под самый дых.

Вечером хотели собраться небольшой компанией отметить праздник, почитать «Крымскую правду». Так кстати номер поспел!.. Должен был прийти и Антон.

…Полицейские машины заползли по узким улочкам в Аутку, когда уже стемнело. На этот раз не было ни шумных облав, ни оцеплений. Блокировали дом, арестовывали, кого считали нужным, оставляли засаду… И все тихо, тихо.

Однако шорох все-таки пошел, тревога пронизала затаившийся, темный — без огонька — поселок мгновенно. Трудно сказать, что именно ее вызвало — предостерегающий, ставший- прощальным крик, выстрел или приглушенное урчание машин. Так или иначе, те из подпольщиков, кого не оказалось дома, домой уже не вернулись, были предупреждены. В ту ночь Ходыкян увел в лес несколько человек, бежавших прямо из-под носа полиции. Антона Мицко среди них не было.

То, что этим удалось бежать, утешало, но ясно было и то, что кто-то все же, по-видимому, схвачен. Кто? И какие последствия это может иметь? Ведь арест человека, знающего имена, явки, связи, может иметь катастрофические последствия. Их даже полностью предусмотреть невозможно.

Война без отступлений не бывает, однако отступать по возможности надо в порядке. Теперь же это было не отступление, а скорее бегство…

До отряда Ходыкян своих подопечных не довел — поднялся вместе с ними на яйлу, объяснил, как идти дальше, а сам заторопился назад в охваченный беспокойством город. Ему надо было еще многое выяснить.

Сразу скажу: до конца это так и не удалось. Все-таки не обошлось, видимо, без предательства. Но не исключен и путь простейших полицейских умозаключений. Ведь два года люди были на виду. Дружили, встречались. И все это под внимательным оком полиции. Потом одни ушли в лес, а другие остались. Почему?

В этой замешанной на крови истории переплелось столь многое! В ней участвовали и женщины, и дети. При одном упоминании о ней до сих пор готовы вспыхнуть страсти, до сих пор кровоточат давно, казалось бы, зарубцевавшиеся раны. В одной семье остался ребенок без замученного фашистами отца, в другой — без расстрелянной матери, в третьей сестра мучительно думает о причине ареста и гибели брата… Тут было все, вплоть до фантастического по удачливости и смелости побега из тюрьмы СД.

Но Лёнчик тогда ничего еще не знал. Ему надо было все это выяснить, и тут его не могли остановить никакие резоны. Единственное, чего боялся, — сгинуть бесследно, а значит, и без толку. Поэтому, сунув в карман пистолет (для Антона — он просил принести оружие), спросил:

— Пойдешь со мной, Алик? С Лёнчиком сын Анны Тимофеевны готов был идти хоть на край света. (Я проделал недавно этот путь. Всего лишь четыре остановки городского автобуса…).

— Вот и хорошо. Постоишь на стрёме.

А на явочной квартире Мицко была засада. И это сказало о его судьбе все.

Каждого, кто появлялся поблизости, хватали — ловко, профессионально, без шума — и препровождали во двор, а потом в комнату. Две темные фигуры возникли рядом так неожиданно, что Лёнчик опомниться не успел. А ведь было еще относительно светло, не так уж и поздно. Влип! Первый момент, когда можно было рвануться и попытаться убежать, упущен. Впрочем, тут же понял, что убежать все равно не удалось бы. Странно, но это принесло некоторое облегчение. Хуже всего влипнуть да еще чувствовать себя при этом лопухом.

К счастью, сразу обыскивать не стали. Поистине к счастью — кроме пистолета с двумя обоймами, у Лёнчика была еще карта с последними данными о размещении на побережье зенитных и береговых батарей. Но рано или поздно дойдет до обыска, и парень начал соображать, как быть дальше.

Как ни пакостно было на душе, понимал, что главное — не потерять присутствия духа. Надо держать марку, оставаться тем шалопутным Ленчиком, которого знает весь город. Поэтому, оказавшись среди задержанных, громко приветствовал честную компанию и уселся на диван.

Огляделся: знакомых по подполью не было, случайные люди. Какая-то парикмахерша — она то спокойно говорила с соседями, то начинала вдруг причитать, вспоминая о своих несчастных детях, которые ждут не дождутся ее с работы. Какой-то одноногий старик. Какой-то торговец — этот подлизывался к сидящему за столом у коптилки немцу… Народу, в общем, собрали довольно много.

Немец на заискивания торговца не отвечал, делал вид, что по-русски не понимает, но Лёнчик решил: притворяется. Решил, заметив несколько его быстрых взглядов на разговаривавших людей.

Коптилка вполне оправдывала свое название, чадила немилосердно, однако никому до этого не было дела. Будь здесь хозяева — уменьшили бы огонь… Нет хозяев.