Три Ярославны

   — Для чего же ты тогда не монах, а врач?.. — Нервное напряжение разрядилось в Андрее гневом и решимостью. — Ты уповаешь, а от меня на глазах уходят жена и сын!.. — Андрей хлопнул ладонями, на пороге возник стражник. — Ступай вниз и скажи, что я повелел расковать и привести сюда преступницу Агнеш. И пусть ей дадут чистую одежду и сделают всё это немедля!

   — Ваше величество совершает роковую ошибку... — молвил врач Адольфус, когда стражник ушёл исполнять приказание.

   — Вон отсюда! — в ярости закричал Андрей, и побагровело его бледное лицо. — Прочь! Со двора, из страны! Беги, жалуйся своим епископам! Хоть самому папе римскому!..

...Анастасия медленно открыла глаза. Первоначальный туман стал обретать очертания, и вырисовалось в нём перед Анастасией лицо той женщины.

Когда Анастасия осознала, что оно не сон, губы её слабо шевельнулись.

   — Сегодня выпал первый снег? — спросила она.

Все, окружавшие постель, недоумённо переглянулись.

   — Да, — ответила Агнеш, улыбнувшись. — Всё, как я сказала тебе: выпал первый снег, и мальчик родился крепким и здоровым.

Анастасия повела головой и успокоилась, увидев ребёнка, уже запеленутого, в надёжных руках Марфы. И Марфа кивнула ей в подтверждение слов Агнеш.

   — Чем отплачу тебе, сестра?.. — сказала она.

   — Ты уже отплатила, назвав меня так.

   — Мы подружимся... ведь теперь тебя больше не будут считать преступницей?

   — Не будут. Ты поспи, — сказала Агнеш, — тебе надо отдохнуть, — и собралась встать, но Анастасия взглядом задержала её:

   — Мы будем жить как сёстры, и ты примешь святое крещение... Примешь?

   — Приму, сестра.

   — Хорошо... — Анастасия блаженно прикрыла глаза. Не было больше ни жара, ни боли, ни страха — один покой был в теле её и душе.

Агнеш подняла голову, увидела ожидающее выражение на лицах людей, стоявших вокруг постели, увидела смятенное в борении чувств лицо Андрея, плечо и секиру стражника за дверью, встала и пошла к выходу. Андрей сделал неуверенное движение за ней. Но Агнеш почувствовала его спиной и оглянулась:

   — А ты, государь, ничего не говори. Отец три дня не должен разговаривать с повитухой... примета есть такая...

Несколько мгновений, длинных, как вечность, они глядели друг на друга: Андрей — с благодарностью и болью, Агнеш — с печалью и прощанием. Потом Агнеш повернулась и продолжила свой путь к двери, где ждал её стражник.

Снег действительно впервые выпал в этот день и продолжал идти, крупный и мягкий.

На городской площади Эстергома он ложился на свежие брёвна, из которых плотники сбивали помост. Тени снежинок кружились за витражными окнами зала Королевского Совета. Андрей и епископ Кальман были в нём одни.

   — Она заслужила прощения благим делом, — говорил Андрей, в волнении ходя вдоль стола заседаний. Епископ же сидел за столом, неколебимый, как скала.

   — Безусловно, государь, — кивнул он, — и мы нашли способ проявить снисходительность и милосердие. Совет епископов долго избирал способ казни, коих известно семнадцать: утопление, обезглавливание, распятие, посажение на кол...

   — Избавь меня от этого списка, — перебил Андрей, и епископ склонил голову, выражая покорность.

   — И мы остановились, — продолжал Кальман, — на способе, применённом персидским царём Дарием, — сожжении, как самом человеколюбивом. Ибо сожжение может быть приравнено к крещению: вместе с дымом душа сожжённого преступника возносится в рай.

   — Я хочу, чтобы она осталась жива.

   — И народ узнал, — тотчас подхватил Кальман, — что воспреемница будущего короля — колдунья и ведьма?.. Враги немедля объявят, что он мечен дьяволом. И перед смутой, которую это породит, детской игрой покажется бунт Ваты!

Епископ внимательно глянул на короля, который замолк, не зная, как возразить, и, закрепляя успех, заговорил мягко и проникновенно:

   — Я преклоняюсь, государь, перед твоим христианским милосердием. Но милосердно ли оно ко всему твоему народу, который только что обрёл долгожданный мир?.. Молись за неё, и мы с тобой будем молиться. Но, поверь, нет другого решения для короля всех венгров!..

Всё сильнее расходился снег. Он запорошил площадь, волосы, шапки и плечи людей, собравшихся на ней. Агнеш, привязанная к столбу на помосте, ловила ртом снежинки. Она выглядела очень спокойной и с любопытством наблюдала за всем, что происходило вокруг места её казни.

Воины и замковые люди носили вязанки хвороста и укладывали вокруг помоста. Неожиданно среди них Агнеш увидела знакомое лицо. Смешавшись с носильщиками вязанок, к помосту приблизился Дьюла, и на Агнеш глянули его вечно весёлые глаза.

Дьюла приложил палец к губам и стал делать вид, что расправляет хворост.

   — Если спасти меня пришёл, — тихо сказала Агнеш, — так не трудись, бесполезно.

   — Сам вижу. Я тебе «спасибо» пришёл сказать, что меня спасла во второй раз.

   — Это когда?

Дьюла хитро ухмыльнулся её якобы незнанию.

   — А разве не ты наслала ветер, когда меня казнили в Секешфехерваре и я за столбом пыли, сам не знаю как, оттуда выбрался?

   — Теперь мне и не такие чудеса будут приписывать. Нет, Дьюла, не я.

   — Значит, боги. — Дьюла быстро огляделся и спросил: — Что передать от тебя людям?