– Сынок! Ты же взрослый ответственный человек! Как же ты мог вот так… С бухты-барахты! У тебя же самого двое маленьких детей! У тебя жена, наконец! Она-то как ко всем твоим спасательным мероприятиям отнеслась? Бедная твоя Галина, прямо тебе скажу! О ней ты подумал? Подумал, что ты и ее жизнь через колено? Подумал, что ее после твоих гуманитарных акций тоже спасать придётся? Или ты к ней уже настолько привык, что ее можно и не спасать? Можно не обращать внимания на ее страдания? Есть у тебя тормоза, в конце концов, или ты так и будешь без разбору за каждого котёнка и червяка душой болеть, забывая о главном? О том, что определяет жизнь твою и жизнь многих дорогих тебе людей.
Думал я тогда, крепко обидится на меня Мишка. Думал, не получится дальше наш разговор. Ан, нет! Не обиделся. Стерпел. Отвечает:
– Сам не знаю, батя, что со мной тогда стало… Ну, не выношу я неподдельных женских страданий! Тех, которые от истинного горя, которые от полной безысходности! Жуткий ведь случай, согласись! И при этом она такая маленькая, куколка беззащитная, а жизнь ее наотмашь своей дубиной… За что ей такое? Не мог я это безучастно наблюдать! Не мог настолько в себя уйти, чтобы не замечать, чтобы не протянуть ей руку!
– Слова всё это, сын! Лирика смазливая! – не выдержал я. – Разве это объяснение того, что ты из-за каких-то посторонних обстоятельств собственную семью разрушаешь?
– А кто тебе такое сказал, батя, про мою семью? Кто ее разрушает? Я просто отвёл японочку в то общежитие, где она жила. Правда, оставить ее наедине с таким горем, признаюсь, сразу не смог. Как только представлял себя в ее положении, так кровь в жилах стыла! Не смог я просто так уйти! А она с откровенным ужасом в глазах ждала, когда я уйду, и ей придётся остаться один на один со своим горем… И тогда я предложил, не слишком раздумывая о последствиях… Ни о чём, кроме облегчения участи несчастной япошки, я тогда и не думал:
– Вот что! Собирай поскорее те вещички, которые тебе более всего нужны… И пойдём пока к нам! У меня жена очень хорошая, она тебя поймёт. Она поможет тебе всё пережить! А когда оживёшь, видно станет, как нам быть! Собирайся! Я и имени ее тогда не знал! Лин она, как потом оказалось! То есть, весна по-русски.
Вот и опять, как в Мишкином детстве, тяжело размышлял Виктор, встала пред нами с женой недорешённая давным-давно задачка. И как же нам с нею быть? Как будто всё сын сделал вполне правильно. Не то чтобы правильно, а даже более того, – он поступил благородно и красиво. Вот только не вяжется это с привычной для нас действительностью. Не вписывается никоим образом в наши нормы морали.
Да! Вроде бы всё правильно Мишка сделал, да только последствия от такого «правильно», предвижу, могут образоваться самые нехорошие. Потому и выходит, будто и не то, чтобы правильно, а совсем даже неправильно! И поступать, если по уму, следовало как-то иначе. Только решений-то иных не видно!
Ну, и как во всех этих парадоксах разобраться? А Мишка мой лишь чутьём своим и добротой решил сию невероятно сложную задачу. Правильно всё-таки решил! Хотя я сам до сих пор не пойму, почему именно такое решение оказалось самым верным. Ведь оно никак в наши старые головы не помещается!
– Привел я японку домой! – продолжил свой рассказ Мишка. – К тому времени, конечно, я и сам догадался, что явился в семью с ядерной бомбой. Трясусь, понятное дело! Сказал Галине, будто так, мол, и так, подобрал в метро японку совсем несчастную. Горе у нее огромное. Может, мы с тобой ее хотя бы от суицида убережем, а там будет видно! Пусть у нас пару дней в себя придёт… Сама-то она не маленькая, должна всё переварить… И надо же, моя Галинка, умница распрекрасная, сразу всё поняла, как и следовало. И меня не стала подозревать! Не стала упрекать в том, чего, разумеется, не было, о чём я даже не помышлял. Просто по-женски взяла японку в свой мудрый оборот. И они друг дружку, мне на радость, сразу поняли. Можно сказать, взаимно притянулись. Хорошо ещё получилось, что в тот день Галка уже с работы пришла, а я как раз выходной себе брал. Искал материалы для полки в кладовку. Потому, как только жене японку передал, сходил за нашей детворой в детский садик. И, надо же, сработал психологический эффект! Когда бедная Лин наших малышей увидела, то будто оттаяла с ними. Даже улыбаться сквозь слёзы стала, как мне показалось. Вообще-то, поначалу с ее улыбками нам трудно было разобраться… У корейцев мимика иная. Будто всегда улыбаются, а на самом деле, обижаются. Да, ладно уж! К слову пришлось!
– Это я как-то понимаю! – согласился тогда Виктор в разговоре с сыном. – Но ведь у тебя, Мишка, намного дальше всё зашло! Разве не так? Куда эта японская жалость вас всех завела? Она же дочь от твоей жалости родила! Ты хоть знаешь, уважаемый Михаил Викторович, что подобная «жалость», если оперировать статьями уголовного кодекса, многожёнством называется? И на сколько-то там она обязательно тянет… Или я ошибаюсь?