Три юных пажа

Наступило молчание. Олег думал, а Лутовкин смотрел, как он думает. Лутовкину, как ни странно, стало обидно за свою Надежду: эх, Сева, Сева, на кого променял! На первую попавшуюся дешевку. Друг семьи называется… Лутовкин попытался представить, как Сева является к ним в гости с Альбиной и они садятся расписывать «кинга» вчетвером. Нет, это было решительно невозможно.

— О господи! — Женя вздохнула. — И до чего ж эти мужики тупоумные! Знаете, что она сейчас делает? Она ему рассказывает всю правду про вас.

Лутовкин встрепенулся:

— А что она ему может рассказать?

Женя хихикнула.

— Ангелочек, пупсик! Известное дело, что. То, чего ты больше всего на свете боишься.

— Да ничего я не боюсь, — с досадой сказал Лутовкин и откинулся на подушки. Однако нос его беспокойно заострился.

— Нелепое лепишь, — задумчиво проговорил Олег. — Зачем это ей?

— А затем, — торжествующе ответила Женя. — Такая наша бабская технология. Если хочешь голову мужику заморочить, то сперва надо отсечь от него окружение. Чтоб никто уже больше на него не влиял. Вот ты, например, Олег Батькович. Для Савоси ты уже не товарищ. Почему? Потому что заманил бедную девушку в семейный бордель. И Боре, хоть он и храбрый у нас портняжка, тоже выпадает черный марьяж. Альбина сама подскажет: а хорошо бы раскрыть Наденьке глаза. Может, даже с квартиркой вот с этой придется расстаться. В Медведково на подселение наш Боря поедет, а Наденька — на Рязанский проспект.

Лутовкин дрыгнул в воздухе закинутой на колено ногой, хотел было что-то сказать, но вместо этого лишь присвистнул.

— Так-так, — заинтересованно сказал Олег, — любопытная беллетристика. Ну, а дальше?

— Дальше Севочка ваш ненаглядный достанется ей в очищенном виде, — ликуя, продолжала Женя. — Она его, конечно, помусолит и выкинет, и лет через пять вы все трое встретитесь где-нибудь возле пивной, облезлые, как дворняги. Подобный случай был в Тамбове.

— Во, прогнозистка! — восхищенно сказал Олег. — Да ведь для этого ей как минимум надо на себя наклепать. Признать, что сама она — разъездная лярва.

— Нашел чем напугать, — пренебрежительно сказала Женя. — «Три мушкетера» читал? Помнишь, что леди Винтер с этим лютеранином сделала?

— С пуританином, — буркнул Лутовкин.

— Вот-вот, — сказала Женя, — с таким же теплым, как ваш Савося. Любая женщина, если хотите знать, всегда мужика сделает виноватым…

В спальне воцарилась кромешная тишина.

— Вот что они с нами делают, — промолвил после долгого молчания Олег, — а мы потом только руками разводим.

— Да выставить ее, — гневно дыша, сказал Лутовкин, — выставить ее к чертовой матери!

— Так приступай, — тут же отозвался Олег. — Что ты валяешься, как полено?

— Ну, во-первых, — помедлив, сказал Лутовкин, — не я ее выдумал, а во-вторых, мне не с руки, все-таки я тут хозяин…

— Намек ваш понят, — сказал Олег. — Черную работу делает красный.

И не двинулся с места.

Выждав минуту, Лутовкин повернулся лицом к стене.

— Ладно, чего там, — глухо проговорил он, — пусть будет как будет. Мы все тут люди собрались закаленные, где сядешь на нас — там и слезешь. Парня хорошего жалко, конечно… пропадет ни за грош, он у нас безотказный.

И прозвучало это до того убедительно, что в тот же миг он сам проникся состраданием к другу, хорошему парню.

— Правда, Олег, — поддакнула Женя, тоже проникшись, — надо что-то делать…

— Ну, если вы так считаете… — сказал Олег и решительно встал. — Нет ничего проще.

— Что ты намерен? — встревожившись, обернулся Лутовкин. — Предупреждаю: только без драки.

— С кем? — Олег ухмыльнулся. — Я просто проведу оздоровительную беседу.

И он вышел в гостиную.

— Эй, молодые! — раздался его зычный голос.

Музыка смолкла.

— Пригрелись, ясные. Пора и совесть знать. Ты, Себастьян, сходи пока в туалет, а мы с Алевтиной пойдем в кулуары.

— Во идиот! Что он делает? — яростно зашептала Женя. — Кого он ведет? Разве с ней договоришься?

Она привстала, но было уже поздно: Олег втащил за руку Алю.

— Ну? — спросила Аля, высвободив руку и прислонившись спиной к стене. — Что за обращение? Что вы тут затаились? Предупреждаю, я буду кричать.

Смугловатое личико ее было исполнено негодования, однако ноздри по-дикарски опасливо трепетали: что-то ее встревожило.

— Послушай, Анастасия… — начал Олег, прикрыв дверь в гостиную.

— Меня зовут Альбина, — отрезала Аля.

— Вот даже как… — Олег откашлялся и посмотрел на Лутовкина, но тот лежал на подушках, заложив руки за голову, и отсутствующим взглядом смотрел в потолок. — Гм… да. Ну, ладно. Всё это забавно, конечно, и веселимся мы со страшной силой, но ты Себастьяну голову не морочь. Не по Сеньке шапка.

Аля взглянула на подругу, смиренно сидевшую в ногах у Лутовкина, и усмехнулась длинной тонкой усмешкой.

— Шапка… — повторила она. — Боже мой, в какой дурдом я попала.

— Тебя что, за шиворот сюда волокли? — скорбно спросила Женя. — Сама притащилась.

— Сама, — подтвердила Аля, потирая запястье руки, за которую ее схватил Олег.

— Так что же ты, — понизив голос, спросил Олег, — что же ты с дураками связалась?

— А скучно было.

— Теперь не скучно?

— Спасибо, ничего.