Три карата в одни руки (сборник фельетонов)

А дальше состоялся праздник торжествующего оборота. Вино продавалось во всех отделах, во всех дочерних палатках и даже в киоске «Мороженое». И если за два предыдущих дня общая выручка текла чахлым ручейком сотен, то в два последующих бурный поток тысяч перекрыл норму впятеро.

План был спасен. Надобность в лекциях на тему «Покупатель в качестве родного отца и благодетеля» отпала.

Конечно, вся эта история со счастливым концом не отрицает пользы улыбок и любви. Однако вносит важные коррективы, связанные с дефицитом. Если одна улыбка в пищеторге, распределяющем фонды на дефицит, стоит тысячи улыбок, адресованных рядовому покупателю, то зачем, посудите сами, им меня любить? Что они, считать не умеют?..

Мышь в радиоле

На витрине магазина уцененных товаров, что на Центральном рынке, стоит серебристый дамский сапог. Его судьба напоминает сиятельного герцога, который вначале был лишен титула, затем разжалован из генералов в унтер-офицеры, затем переведен в дневальные по конюшне, а впоследствии продан гребцом на галеры.

В самом деле, на заре своего существования пара этих сапог стоила 32 рубля. Три года спустя ее уценили до 25 рублей. Еще пять лет — и сапоги стали стоить восемь рублей. Затем пять, а сегодня — три.

Никогда это серебристое, но несчастное детище сапожной индустрии не облегало изящной женской ножки. И, к счастью, никогда не будет. Как полагают специалисты, если кто-нибудь данным изделием и прельстится, то исключительно ради застежки-«молнии». Все остальное в сапогах обречено.

Впрочем, скорбеть не о чем. Трешка — купюра незначительная. В многомиллиардном море нашего товарооборота серебристые сапоги мерцают скромной каплей.

По, как в капле, в них отражается море.

Море уценки подернуто вечным штилем покоя. Где то над ним проносятся тайфуны моды. Где-то на берегу идут жаркий дискуссии о том, что есть уценка для торговли — благо или бедствие? Откуда-то на темных глубин вдруг всплывают ошеломляющие факты. Ну, скажем, в одном магазине ваяли да и уценили 150 новых фортепьяно, которые были немедленно приобретены лицами, снискавшими особое расположение местного торгового руководства. Эти факты, сколь бы единичными они ни были, крайне нервируют министерства и управления торговли, окрашивая сам процесс уценки в подозрительные тона. На месяц-другой его сторонники немеют, опасаясь обвинений в пособничестве жуликам. Затем дискуссии снова разгораются, но медленно и неярко, как ноябрьский рассвет.

Так что же все-таки есть уценка — благо или несчастье?

На оптовых базах «Росторгодежды» неходовых и залежавшихся товаров немного. Доли процента. «Копейки», как выразился начальник этого учреждения. При более пристальном рассмотрении «копейки» оказываются 12 миллионами рублей, но не будем придираться. С позиции 22-миллиардного годового оборота какой-то десяток миллионов и впрямь с лихвою укладывается в сотые доли. Не впечатляет.

Но если бы вдруг разложить перед нами всю эту залежавшуюся кучу ширпотреба — о, тогда впечатление стало бы неизгладимым! Тем более что добрую половину ее заняли бы некогда популярные плащи из ткани типа «болонья». На сумму в пять с половиной миллионов рублей.

И это не гниль и не брак. Это отличные плащи. Бывший дефицит. Из-за особых свойств «болоньи» они и сегодня выглядят, как новенькие. Да они и есть новенькие, поскольку устарели лишь морально. Но безнадежно.

А ведь еще пять — семь лет тому назад надежда была. Правда, мода на «болонью» отцветала быстро, как лепестки акации. Но толковые руководители торгов и магазинов знали, что небольшая, ну, скажем, 20-процентная, скидка поможет резко оживить распродажу. В соответствии с установленными правилами такое предложение было отправлено в министерские верха.

Общеизвестно, что торговым организациям предоставлено право производить ежегодную уценку залежавшихся товаров в размере половины процента общего товарооборота. Известно, хотя и не столь широко, что в целом по союзному Министерству торговли эта сумма составляет примерно 800 миллионов рублей. Куда более узкий круг лиц знает, что финансовые органы с целью, так сказать, экономии урезают эту сумму каждый год наполовину. И никто не скажет точно, к каким убыткам для государства приводит забвение мудрого народного изречения: скупой платит дважды.

Согласие на уценку «болоньи» прибыло с опозданием в год и в урезанном виде. Надеялись обмануть моду? Рассчитывали на забывчивость массового покупателя, который завтра расхватает то, от чего отвернулся вчера? Уповали на чудо? Неизвестно. Известно, однако, что разрешение явно опоздало. Уценка в двадцать процентов теперь уже не могла спасти тонущие изделия. Ее нужно было увеличивать по крайней мере вдвое, о чем магазины и торги откровенно проинформировали свое руководство.