Три кита: БГ, Майк, Цой

Группы и артисты, изменившие мир (а мир меняет все, и культура – в первую очередь, ведь историю мира мы, по сути, изучаем через историю культуры), в большинстве своем проходили мимо «авторитетов» нашего «толчка».

Большинство прекрасных пластинок, появляющихся на условном «Западе» (то есть во всем мире, исключая СССР) назывались на «толчке» «колобахами» и стоили рублей пятнадцать – двадцать, тогда как диски DP и LZ «весили» уверенный полтос, а иногда и все шестьдесят рублей.

Боб Дилан, Нил Янг, Эрик Клэптон, Джерри Гарсия и Grateful Dead, Джими Хендрикс, Игги Поп и The Stooges, Iron Butterfly, Family, Артур Браун, Слай Стоун, Элвис Пресли, Бо Диддли, Muddy Waters, Джон Ли Хукер, Джонни Уинтер, Herman Hermits, Jefferson Airplane, Cream, John Mayall’s Bluesbreaker – перечислять ключевые фигуры рок-музыки, которых обходили вниманием на наших «толчках», утомительно. Большинство прекрасных групп и музыкантов не котировались среди меломанов, и, соответственно, их пластинки не «шли в народ» – в отличие от DP и LZ, диски которых переписывались с магнитофона на магнитофон в массовом порядке. В любой школе Ленинграда были свои коллекционеры из старших классов, в квартирах которых было по двадцать – тридцать катушек магнитофонной ленты с записями этих групп – плюс Slade и Nazareth.

На этой музыке и сформировался тот культурный фон, в котором возникали первые ленинградские рок-группы, все одинаковые – в том смысле, что одинаково плохие.

Компания Свина на общем фоне меломанов оказалась на редкость, как сейчас говорят, «продвинутой».

Мы были любопытны. Мы стремились услышать и узнать побольше – мы все время искали новые пластинки. И пока меломаны со стажем мучительно ждали выхода нового альбома DP или кого-то еще из десятки «великих» («все остальное – фигня») групп, мы копались в кучах этой самой «фигни» и открывали для себя Нила Седаку и XTC, Tom Robinson Band и Osibisa, May Blitz и Патти Смит – ее альбом «Radio Ephiopia» в конце семидесятых буквально сводил нас с ума. Дэвид Боуи считался на «толчке» едва ли не «английским Иосифом Кобзоном», а мы упивались «Ziggi Stardust» и «Station To Station», песня «Young Americans» постоянно звучала в наших головах – не оттого, что мы стремились стать «молодыми американцами» (мы уже тогда привыкли не понимать все буквально), а потому, что это просто отличная песня, и все. Мы уже научились слышать песни – вне зависимости от того, под каким брендом они выходили, и отличать хорошие песни от плохих – что, как выясняется, вовсе не просто, делать это умеет не каждый.

БГ заметил как-то: «Когда я слышу классическую песню, я ее узнаю». Что он имел в виду? Это же самое. Наслушанность. В том смысле, что ставить любые оценки любому предмету можно, только сравнивая его с чем-то, с другим предметом из той же области. И чем больше ты слышишь песен, тем правильнее и легче тебе расставлять приоритеты. Чем больше читаешь, тем легче отличить хорошую книгу от плохой.

Нам повезло в том, что мы попали сразу на «классическую» музыку и, наслушавшись ее, научились ориентироваться в музыке вообще.

Мы были очень современными парнями – современная музыка, которую мы все время выискивали на завалах «толчка», давала импульс к изменению стиля жизни, внешности, одежды, словаря, взглядов на мир. Это очень важно – быть адекватным времени. К этому я еще вернусь применительно к группе «Кино», но, в любом случае, замирать в прошлом и начинать пытаться его вернуть через копирование – это путь даже не тупиковый, это конец личности, это, в общем, духовная смерть.

Я знаю огромное количество людей, которые считают, что рок-музыка умерла где-то там, в семидесятых. Они меня умиляют. От них и пошел термин «классический рок». Что это такое, объяснить никто не может. И уж тем более где этот «классический рок» заканчивается, и где начинается рок «не классический», то есть рок плохой или, если уж быть честным, и не рок вовсе.

Это говорят люди в 2013 году. То же самое говорили такие же упертые люди в 1977-м. Для них тоже был «классический рок» в виде пластинки Deep Purple «Machine Head» и «попса», или «неклассический рок», или просто «фигня» в лице первых альбомов The Police, Stranglers, Ultravox, Damned и Television.

Панк-рок дал нам стимул, движение. Мы двигались вперед и оставляли далеко позади безнадежно отставших от жизни любителей «классического рока», остановившихся в восприятии не только музыки, но и жизни.

И мы окончательно вылетели из социума – даже из того микросоциума меломанов, судачащих друг с другом о песнях Яна Гиллана, – микросоциума, который как-то еще отличался от унылого серого социалистического болотного быта. Мы замкнулись на себя – и на весь мир, потому что мы, хоть и отставали от стремительно несущегося вперед культурного локомотива «капиталистических стран», но отставали на год, на полгода – в отличие от тех, кто отстал совершенно уже безнадежно и навсегда.