Три комиссара детской литературы

…«Будьте благоразумны…» Вспомним Маяковского: «Надеюсь, верую, вовеки не придёт ко мне позорное благоразумие!» Но именно эту идейную родственницу дамсоцвосовцев из «Педагогической поэмы» — Брегель и «товарища Зои» — поставили некие умники (или мерзавцы?)на место Арсения Гая, хотя ей вообще в педагогике не место, ей бы складом тары заведовать в лучшем случае. Но её именно к детям суют! Кто они — Брегель и компания?

Вспомним главу «У подошвы Олимпа» в «Педагогической поэме»: «теоретики… решили, что „сознательная дисциплина“ никуда не годится, если она возникает вследствие влияния старших. Это уже не дисциплина по-настоящему сознательная, а натаскивание и, в сущности, насилие над паром души.

Нужна не сознательная дисциплина, а „самодисциплина“. Точно так же не нужна и опасна какая бы то ни было организация детей, а необходима „самоорганизация“». И вспомним, как в дни революции 1905 года меньшевики говорили, что нельзя призывать рабочий класс к вооружению, а нужно воспитывать в нём жгучую потребность в самовооружении. И в голодные тяжкие дни 1918 года, когда большевики призвали рабочий класс в «крестовый поход за хлебом» — в продотряды, то есть призвали его организоваться и вступить в бой, Мартов протестовал против этого, видя в этой мере лишь попытку «придушить здоровый протест рабочего класса» против тех условий, в которые он был поставлен во время пребывания большевиков у власти, а значит — вследствие происков этих нехороших большевиков. Можно ли не увидеть абсолютной тождественности между позицией «теоретиков-олимпийцев», педологов, и — меньшевиков? Но ведь именно «олимпийцы» устроили судилище над Антоном Макаренко и объявили его метод воспитания «несоветским», а присутствовавшие в зале чекисты — явные союзники Макаренко, доверившие ему коммуну имени Дзержинского, ушли с этого судилища, не сказав ни слова. Зато «судьи» говорили много. И спрашивали у Макаренко, знает ли он, что говорил Ленин. Они — начётчики, они любого заклюют. А потом, уже после выхода в свет «Педагогической поэмы» и осуждения педологов, та же Брегель орала на ученика Макаренко — Семёна Калабалина (в «Пед. поэме» — Карабанова), что «мы не позволим вам искажать идеи Макаренко» (см. трилогию Ф.Вигдоровой о Калабалине). Вот так-то. Народное образование ещё до 1937 года оказалось в значительной степени в руках явных меньшевиков, а после страшной резни большевистских кадров, устроенной Сталиным, засилье меньшевиков не могло не возрасти в ещё большей степени. Вспомним — Берия и Вышинский тоже были бывшими меньшевиками. А тут — война. И недобитые большевики уходят на фронт, а школа успела потерять сверх репрессированных кадров ещё изъятие в армейские политорганы свыше 20-ти тысяч лучших учителей ещё до войны. Из них почти никто не вернулся вообще, а в школы просто никто не вернулся… Гай тоже уходит на фронт. А на его место — Ангелина Никитична… Вот ещё одна издержка войны: у нас хватило для отпора врагу и победы отважных, знающих и верных людей даже после резни кадров в 1935–1940 годах, но образовавшийся вакуум заполнялся более чем часто либо благонамеренными «услужливыми медведями», либо откровенными мерзавцами. Более чем часто… Это ещё не стало правилом — станет несколько позже, но отнюдь не было и редким исключением, причём всё более учащалось с каждым «оборотом маховика». Общий уровень руководства и его морали упал во всех областях нашей жизни, и это расчистило дорогу для второй волны репрессий в 1948–1952 годах, когда уже не отдельные люди или организации, а целые слои общества, целые города, республики, народы подвергались расправе. Это уже не «термидор» и не «прериальские казни», это «репрессии эпохи консульства и империи», несравнимо более, чем было это в послереволюционной Франции, масштабные, с большим размахом, с большими возможностями для палачей.

Пожалуй, образ Ангелины Никитичны — первый в советской литературе образ врага на «детском фронте» из числа врагов доморощенных. Серия персонажей из произведений Макаренко и Николай Антоныч Татаринов из каверинских «Двух капитанов» — это пережитки прошлого, втёршиеся до поры до времени в нашу систему, но после разоблачения долженствующие быть изгнанными. Ангелина Никитична — другой враг. Она — продукт предвоенных лет, она не инородный вирус, вторгшийся в организм, а результат переналадки этим вирусом механизма воспроизводства, она — уже порождение самого организма. Нужды нет, что она — тот же самый вирус; тот, да не тот. Её не изгонишь, она сама любого изгонит, ибо её анкета в порядке. И ещё нужно понять, что она — враг, а поняв — доказать другим… Будет написана Прилежаевой «Юность Маши Строговой», будут книги Германа Матвеева, Любови Кабо, Бременера, многих других, но первый выстрел по этому новому врагу сделал Лев Абрамович Кассиль, ученик Маяковского, брат расстрелянного в 1937 году редактора газеты в городе Энгельсе — столице Автономной Республики Немцев Поволжья (бывшего Оськи из «Кондуита и Швамбрании»).