Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Ужинал у этого кретина Бланше. Бр-р-р! Вспомнить жутко! Вероятно, ушел, хлопнув дверью? Нет… нет… Он вдруг увидел, как стоит на тротуаре рядом с Фажем. Отличный малый! Такому всю душу открыть можно.

Да, конечно. Люди считают, что ему, Алену, все трын-трава — ведь он циник, и все же, не будь Фаж его тестем…

Снова возникла перед его глазами фигура Фажа в длинном сером пальто, удалявшаяся, растворяясь во мраке ночной улицы. Потом Ален пил. Неподалеку. В каком-то незнакомом кафе, первом попавшемся на пути. Обычно он в такие кафе никогда не заглядывал. Несколько завсегдатаев — с виду чиновники — играли в карты. Они с удивлением поглядывали на него. Ему было все равно. Вероятно, его узнали по фотографиям в газетах.

— Двойную!

— Двойную? Чего именно?

— Образования не хватает?

Хозяин и бровью не повел.

— Если вы хотите, чтоб я налил вам из первой попавшейся бутылки…

— Виски.

— Так бы сразу и сказали. Перрье?[13]

— Перрье я у вас не просил.

Он набивался на скандал. Надо было сорвать на ком-нибудь зло.

— Вода у вас, а не виски.

— А вы когда-нибудь в жизни пили воду?

Нет, здесь он явно ни на кого не способен произвести впечатление.

— И все-таки это не виски, а вода из-под крана.

Одной стопки ему показалось мало. Он выпил три или четыре. И когда он двинулся к выходу, все смотрели ему вслед.

Он оглянулся — нарочно, назло. Ну и кретины. Серийного выпуска по образцу Бланше, только на несколько ступенек ниже. Он показал им язык. Потом долго не мог отыскать свою машину. Красную, а то какую же. Желтая — это машина Мур-Мур. Она в гараже. Жене она теперь не скоро понадобится.

Он попробовал представить себе жену и свояченицу девочками, это показалось ему забавным и даже чуточку непристойным. В каком месте он пересек Сену? Он вспомнил, как ехал по мосту, луна выглянула между облаков, расплескав дрожащий блеск по воде.

Он ехал разыскивать своих друзей-приятелей. Он знал наперечет все кафе и бары, где их можно найти. Кого именно — не все ли равно. У какого человека на свете больше приятелей, чем у него?

Не надо было жениться. Одно из двух: либо ты женишься, либо ты…

«Как никого?»

«Я их сегодня не видел, месье Ален. Двойную?»

«Ладно, крольчишка, наливай».

Почему бы и не выпить. Больше ему ничего не остается. Никому он не нужен. Даже в редакции сегодня прекрасно обходились без него. Борис великолепно справлялся сам. Занятная личность этот Борис. Кругом, куда ни плюнь, сплошь занятные личности.

«Прощай, Поль».

«Спокойной ночи, месье Ален».

Это, кажется, было в кафе «У Жермены» на улице Понтье. Оттуда…

Он принял третью таблетку аспирина, почистил зубы, прополоскал рот, чтобы избавиться от противного вкуса. Умылся холодной водой, причесал волосы. До чего же мерзкая рожа. Просто противно.

Потом он еще куда-то заезжал. Куда? Все как сквозь землю провалились. За целую ночь он не встретил никого из своей компании. Куда они подевались? Может, нарочно, чтобы случайно не встретиться с ним? Боятся, как бы их не увидели вместе?

Он вернулся в спальню, подобрал с ковра узенькие дамские трусики и бюстгальтер, положил их на стул, приподнял одеяло.

Лицо было незнакомое, совсем юное, во сне оно хранило выражение чистоты и невинности. Губы вытянуты вперед, как у надувшейся маленькой девочки.

Кто она такая? Как очутилась здесь?

Он покачнулся и подумал, не лучше ли снова лечь и уснуть. Набрякшие веки отяжелели — мерзкое ощущение.

Он вернулся в гостиную. Минна уже начала уборку. Она сняла с себя платье и переоделась в нейлоновый халатик, довольно прозрачный, во всяком случае, сквозь ткань густо чернели подмышки.

— Как вас зовут?

— Минна. Я уже вам говорила.

Почему ее все время разбирает смех? Может, она ненормальная?

— Хорошо, Минна. Сварите мне кофе, только покрепче.

— Да, сегодня он вам не помешает.

Он не обиделся. Она пошла на кухню, а он, глядя на ее колышущиеся бедра, подумал, что как-нибудь непременно займется ею. У него еще ни разу в жизни не было любовного приключения со служанкой. Почему-то служанками у них всегда бывали женщины немолодые, ему припоминались поблекшие, неулыбчивые, горестные лица. Вероятно, у этих созданий в прошлом были одни несчастья, и за это они ненавидели весь мир.

Желтая полоска на небе стала шире, а желтизна засветилась. Дождь давно перестал. За последние дни такой видимости по утрам не было — он даже различал вдали башни собора Парижской богоматери.

Кажется, ему кто-то должен позвонить, всплыла обрывочная одинокая мысль. Да, ему должны звонить. И по важному делу. Он дал слово, что никуда не уйдет, пока не дождется звонка.

Из кухни знакомо и уютно запахло кофе. Минна, конечно, не догадается, что он пьет кофе из большой синей чашки — сколько магазинов он обошел, прежде чем нашел чашку, куда влезало в три раза больше, чем в обычную кофейную.

Он направился в кухню. По взгляду Минны он понял, что она сочла его появление лишь предлогом. На ее лице не отразилось ни смущения, ни испуга. Она ждала, стоя к нему спиной.

Он открыл дверцу стенного шкафа.

— Моя чашка — вот. По утрам я пью только из нее.

— Хорошо, месье.