Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Селита двигалась в танце как могла, партнер ее толкал то вправо, то влево, и вдруг нога ее подвернулась, она сначала даже не поняла почему. Ей все стало ясно, когда она упала на колени: это Наташа, танцуя с новенькой, сумела зацепить один из ее высоких каблуков и сорвать с ноги туфлю.

Инстинктивно она пыталась ее схватить, но не могла долго ползать на корточках среди ног танцующих, которые тем временем уже далеко отшвырнули ее туфлю.

Дантист толком ничего не понял и спросил ее:

— Вы вывихнули ногу?

— Нет… Моя туфля…

На одной ноге не потанцуешь, и она попыталась покинуть танцевальную площадку, но не могла прочиться сквозь толпу.

Три, четыре раза она наклонялась, чтобы схватить свою туфлю из черной замши, уже заметно запылившуюся, которая приближалась к ней, но всякий раз кто-нибудь отпихивал ее подальше. Это стало похоже на игру вроде футбола, и все в конце концов приняли в ней участие.

— Прошу прощения…

Она раздвигала пары, направляясь, прихрамывая, к своему столу, в то время как кругом все смеялись. Разве может вызвать жалость женщина, оказавшаяся и смешном положении?

— Как это случилось? — спрашивал ее спутник, вынужденный покорно следовать за ней.

— Неважно! Не беспокойтесь из-за меня.

Мадо, по-прежнему танцующая с Наташей, не смеялась, не пыталась даже пинать замшевую туфлю, у которой в ее злоключениях уже потерялся каблук. Что касается Мари-Лу, то она первой прекратила игру и повела своего кавалера к стойке бара.

Музыка прекратилась. Площадка опустела. В самой ее середине бросалась в глаза жалкая туфля, лежащая среди серпантиновых лент, и все взирали на нее, пока Жюль не решился ее подобрать.

— Это ваша, мадемуазель Селита?

Разве не ироническим был этот вопрос, когда было и так заметно, что у нее одна нога босая?

— Я попытаюсь найти каблук. Он, должно быть, где-нибудь под столом.

— Ни к чему это, Жюль. Спасибо.

А ее глупый дантист спрашивал:

— У вас есть запасная пара?

— Да, там, наверху.

— Лучше будет подождать и не идти через весь зал, пока посетители не начнут снова танцевать.

— Закажите мне, пожалуйста, чего-нибудь выпить.

У нее еще хватало сил мужественно улыбаться, поглядывая сквозь стекло поднятого бокала.

— Давайте чокнемся!

Глава четвертая

Оказавшись в артистической, где никого не было, она устало опустилась на табурет, стоявший у зеркала, и принялась разглядывать свое отражение сурово, без всякой жалости, ненавидя себя в эту минуту так же, как ненавидели ее другие.

Эта нелепая история с туфлей выбила ее из колеи сильнее, чем какая-нибудь подлинная драма. И будь у нее хотя бы пять тысяч франков, она бы тут же уехала.

Куда именно, она не знала. Прошло то время, когда она могла претендовать на место в парижских кабаре. Есть, правда, в Женеве одно кабаре — своеобразная мекка стриптиза, где она уже дважды побывала, но это самая настоящая фабрика. Их было пятнадцать каждый вечер, иногда больше, и они выступали, сменяя друг друга, как на конвейере, с номерами, строго рассчитанными по минутам.

Попробовать съездить в Ниццу? В Марсель?

Впрочем, к чему об этом думать, коль скоро ей не на что даже купить билет на поезд? У нее вообще никогда не было денег, тем более здесь, потому что, как только она получала хоть немного, то сразу же направлялась в казино, где, не имея средств купить билет в главный зал, где играли в рулетку или в железку, удовлетворялась более дешевыми вариантами азартных игр в большом холле.

Сколько бы она ни проигрывала, через неделю ее снова неудержимо тянуло туда. Селита как будто стремилась заставить судьбу, несмотря на ее упорное сопротивление, быть наконец к ней милостивой и позволить в конце концов выиграть.

Ожидая, что в один прекрасный день это произойдет, она оказалась в Канне как в ловушке, не имея возможности оттуда выбраться. С ней случалось такое уже не в первый раз. В свое время она испытывала нечто подобное в Анкаре, странном городе, столице, искусственно созданной прямо в пустыне Малой Азии.

Она решила, что ей выпала удача, когда одно агентство, расположенное у ворот Сен-Мартен, отправило ее туда, заключив с ней контракт сроком на шесть месяцев. И она еще не подозревала, что эти шесть месяцев превратятся в два года.

Кабаре было жалким, убогим. Вокруг зала находились ложи, которые могли быть при случае плотно занавешенными. Никогда в жизни ей не приходилось отпихивать столько рук. Каждый день она клялась, что начнет откладывать деньги на возвращение, но прошло два года, а она по-прежнему оставалась там, уже почти смирившись с мыслью, что никогда не уедет. Так, может быть, и произошло бы, если бы один бельгийский дипломат, возвращавшийся с семьей в Европу, не предложил ей сопровождать его детей в качестве гувернантки.

Не нужно только говорить моей жене, где я тебя встретил. Я представлю тебя как учительницу, которая хочет вернуться на родину.