Три комнаты на Манхэттене

— Бросьте, вы все прекрасно понимаете… Вот уже несколько месяцев, после возвращения из отпуска, вы все время ищете, кому бы довериться… Ведь ужасно держать на душе такую тайну. Вы должны были прежде всего подумать о жене, о вашем друге Бобе, мало ли о ком, но вы не смогли…

Она была так взволнована, глаза ее блестели, и чувствовалось, что она вот-вот заплачет…

— Из всех машинисток вы стали отдавать предпочтение мне… Вы меня изучали… Такое не может пройти для женщины незамеченным… Много раз вы хотели мне что-то сказать…

— Уверяю вас, мадемуазель…

— Молчите!.. Если бы я рассказала вам, что мне известно…

— А что вам известно?

— Возможно, я знаю и не всю правду, но об остальном догадываюсь…

— Вы думаете, что у меня роман?

— Не теперь!.. Вероятно, это было в конце августа, в начале сентября… Вы познакомились с ней в Венеции или в поезде на обратном пути… Вы вернулись совсем другим… Из-за этой женщины вам понадобились деньги… Простите меня… Я вмешиваюсь не в свои дела, но ведь я не виновата, что люблю вас, что вы единственный мужчина, к которому меня влечет…

Она была на расстоянии не более метра от него и вдруг зарыдала навзрыд.

— Вот что я хотела вам сказать с глазу на глаз… Я точно не знаю, где вы взяли деньги, но я подозреваю… Вы настолько порядочны, что вас больше мучит не то, что это может открыться, а то, где взять деньги, чтобы возместить… Так вот, послушай, Жюстен…

Она перешла на «ты». Она шагнула к нему. Она бросилась ему на грудь и, обливаясь горючими слезами, сказала:

— У меня есть сбережения, но они мне не нужны. Мы с мамой всегда жили очень скромно. Поскольку я никогда не выйду замуж…

Он не решался высвободиться. Он был взволнован, но не ее словами, а внезапно нахлынувшей жалостью к самому себе.

— Ты сможешь мне вернуть потом… Но ты вновь обретешь покой и хорошее настроение… Ты полон сил, ты это прекрасно знаешь, и было бы ужасной нелепостью поддаваться унынию из-за какого-то мелкого грешка…

— Но…

— Чемоданчик. Вчера. На Восточном вокзале…

Она глядела на него сквозь слезы и вдруг прильнула к его губам своими жадными неопытными губами.

— Тише!.. Молчи!.. Сейчас ты мне все расскажешь, не так ли?.. И мы вместе обсудим, как быть…

Она стала осыпать его поцелуями. Несмотря на небольшой рост и миниатюрное сложение, она оказалась удивительно сильной, и они оба упали на ковер.

— Возьми меня, Жюстен! Умоляю!.. Я так давно ждала этой минуты…

Голова пошла кругом. Он больше ничего не сознавал. Его рука скользнула по ее горячему бедру, и, когда он овладел ею, она закричала от боли.

В тридцать два или тридцать три года она была девственницей. Ему стало стыдно, но она с такой силой прижалась к нему, что он не мог высвободиться, не мог вздохнуть.

Когда же она обмякла и он поднял голову, то увидел на ковре мужские ботинки, ноги, затем пиджак и, наконец, невозмутимое лицо месье Боделена. Он неловко поднялся, а мадемуазель Денав продолжала лежать на полу, потом поднялась и медленно опустила платье.

— Простите, месье Боделен…

Только тут Кальмар увидел всю нелепость ситуации, нелепость всего, что произошло после поездки в венецианском поезде, нелепость всей своей жизни, а может быть, и жизни других смертных.

И как тогда, когда он дал пощечину Мимуну, не было времени, чтобы он мог осмыслить свои действия, взять себя в руки. Он бросился к окну, неловко открыл его и шагнул. Шел дождь. Мостовая была словно глянцевая. Он услышал крик, почти такой же, какой испустила, отдавшись ему, мадемуазель Денав, и среди хаоса пятен вдруг увидел тоненькую фигурку девочки в красном, которая взмахнула рукой, продолжая посасывать трубочку с мороженым.

1965

Кот

I

Он выпустил из рук газету, и она развернулась у него на коленях, а потом медленно соскользнула на натертый паркет. Со стороны могло бы показаться, что он задремал, если бы из-под опущенных век не виднелись время от времени щелочки глаз.

Интересно, поддалась ли на обман жена? Она вязала, сидя в низком кресле по другую сторону камина. Она никогда не подавала виду, что следит за ним, но он давно знал, что от нее не ускользает ни одно его движение, вплоть до едва заметного подрагивания мускулов.

Напротив с высоты подъемного крана обрушивался вниз ковш со стальными челюстями и тяжело скреб землю, а рядом с ним громыхала железом бетономешалка. При каждом толчке дом ходил ходуном, и жена каждый раз вздрагивала, прижимая руку к сердцу, словно этот грохот, в сущности уже привычный, пронизывал ее до мозга костей.

Они следили друг за другом. Для этого им не нужно было смотреть. Они следили друг за другом годами, исподтишка внося в эту игру все новые уловки.

Он улыбался. Черные мраморные часы с накладными узорами из бронзы показывали без пяти пять; можно было подумать, что он считает минуты, секунды. На самом деле он отсчитывал их машинально, дожидаясь, пока большая стрелка займет вертикальное положение. Тогда шум от бетономешалки и подъемного крана сразу оборвется. Закутанные в дождевики люди с мокрыми лицами и руками на мгновение замрут, а потом пойдут к дощатому бараку, построенному на углу пустыря.