Три комнаты под березой (СИ)

   Прямо по курсу, на торце вестибюля помещались кресло-тумба, темное покрытие которого казалось мягким, и небольшой полированный столик с письменным прибором. Прибор представлял из себя ручку на спиральном крепеже, воткнутую в нечто вроде старинной чернильницы-непроливайки. Между столиком и черной дверью располагался широкий кожаный диван, точнее софа, поскольку подлокотник у этой конструкции для сидения был только один.

   Что могло бы поразить человека, склонного к восточной эстетике, так это обилие зелени на стенах вестибюля. Высажена она была весьма искусно: там, где полагалось бы быть плинтусам, сплошным рядом высились однотипные квадратные керамические горшки, и из центра каждого тянулся стебель с мелкими листочками, доходя до потолка либо заворачиваясь аркой над дверями с табличками и мебелью.

   Однако Станислав Львович к восточной эстетике склонен не был, тем более сегодня. Все это его глаза отметили чисто машинально, как и надпись на белой двери: "К Мадам Дрэе". Вот только ему надо было к двери черной, туда, где на стене была прибита скромная черная табличка с набором букв, гласивших: "Детективное агентство "Под березой". Он потянул на себя ручку двери и переступил порог.

   К его удивлению, внутри никаких чудес не было - растения наличествовали, но в умеренном количестве: в виде двух кадушек возле входа, где росло нечто вечнозеленое широколиственное, и трех бра с неприхотливой традесканцией. Бра были подвешены на стене напротив окна, а окно было забрано жалюзи. Строгость и деловитость помещению придавали два стола, один явно для приема посетителей, с двумя пустыми креслами напротив друг друга.

   Второй стол располагался под прямым углом к первому, непосредственно под окном, в комплекте с двумя вращающимися стульями, один из которых, с подлокотниками, занимала красивая молодая девица. Золотистоволосая, чернобровая, с несколько бледноватым цветом лица, она была одета в строгий деловой костюм светлого цвета. Впрочем, банальное слово "девица" к молодой особе в костюме не очень шло. Ее так и хотелось назвать иностранным словом "леди", и лицо ее словно излучало притягательность, которую в XIX веке именовали магнетизмом.

   Интерьер дополняли два шкафа с папками и книгами и картины под бра, визуально увеличивавшие интерьер помещения. Над центральным столом висела карта-план города с окрестностями, похоже что интерактивная. Это было и все - впрочем, на обоих столах кроме деловых бумаг стояло по компьютеру и стационарному телефону - дисковому, под старину.

   Лицо девушки показалось Станиславу Львовичу знакомым - он прошел и сел, но не напротив нее, а на стул возле центрального стола. Девушка подняла голову, и посмотрела на посетителя - глаза у нее были черными и блестящими - таких Станислав Львович не видел уже лет двадцать как. Они и притягивали, и пугали - казалось, сама темная ночь отразилась в них, оставив по звездочке в каждом из зрачков.

   - Леся... ведьма... вот значит, как... - прохрипел он, потому что горло у него сдавило, и он испытал внезапный приступ удушья.

   Услужливая память мгновенно перенесла его на двадцать лет тому назад, когда он был юн, легкомысленен и не то чтобы сверх меры влюбчив, но устоять перед обаянием черноглазой блондинки со звездами вместо зрачков просто не смог. Это было лето, когда решалась его судьба, хотя он о том еще не подозревал - он приехал вместе с родителями осматривать лесную деревеньку, возле которой те намеревались совместно с компаньонами построить нечто вроде санатория с турбазой - два в одном. Деревня должна была впоследствии поставлять обслуживающий персонал и полноценное экологически правильное питание, а пока могла дать некоторое количество строителей и прочих работников типа вальщиков леса и низовых малоквалифицированных исполнителей.

   Место было просто шикарным, и имело только одно "но" - деревенские жители твердили про какую-то священную рощу, которую не только вырубать, но даже трогать было нельзя во избежание мести лесных духов. Отец называл это суевериями и смеялся, когда хозяйка дома, где они временно поселились, многозначительно поджав губы, пересказывала ему разные ужасы, происходившие с теми, кто пытался гулять там в неурочное время или оторвал там хотя бы единую веточку.

   В ее рассказах фигурировали и сломанные ноги, и осы-убийцы, и утопление в болоте, и просто смерть оттого, что человек начинал ходить кругами и не мог выбраться.

   - Вон Кирьянов Федька пошел туда на спор, что папоротнику нарвет на Ивана Купалу, так вернулся домой весь в ожогах и волдырях. Чуть не помер.

   - Так не помер же.

   - Травница наша откачала, Леська. Чем-то она его намазала - как рукой сняло. Но больше он в ту рощу ни ногой.

   - В крапиву попал, наверное, - сказал отец.

   - В заросли борщевика его завело, а не в крапиву.

   - От ожогов борщевика мазей нет, - осторожно сказала мать.