Три королевских слова

Но в этот момент крысы рванулись вперед хищной молчаливой волной, и я, коротко мявкнув от жути, обдирая бока, прорвалась на ту сторону.

Как только я очутилась внутри, железный лист встал на место, и проход в седьмой двор снова закрылся.

8

Что-то слабо теребило мое подсознание, едва я оказалась в этом месте, но что именно?

Сущность беспокойства, поманив, ускользнула.

Я огляделась.

Подворотня выглядела заурядно, разве что была уж совсем запущенной: старая штукатурка почти вся обвалилась, обнажив темно-красный кирпич, и валялась пластами на щербатом асфальте (для меня — с моими нынешними габаритами — эти груды были подобны завалам из ломаных льдин, которые по весне образуют баррикады вдоль береговой линии Финского залива).

Из арки открывался вид на часть внутреннего двора, тоже с виду вполне обычного.

Я осторожно пробралась через завалы, выглянула из-за угла и замерла.

В середине заброшенного, на четверть заросшего бурьяном дворика стоял желтый одноэтажный флигель. Дверь во флигель была отворена, а на крыльце сидел, широко расставив босые ноги, человек… вроде бы мужчина… во всяком случае, мне он показался каким-то квадратно-грубым, и его поза была типично мужской.

Я бесшумно продвинулась ближе.

Да, человек определенно являлся мужчиной… в полотняных мешковатых штанах и рубахе… лицо было скрыто разворотом газеты, которую он изучал. Впрочем, оно все равно бы ни о чем мне не сказало — все людские физиономии казались теперь одинаково смазанными и неопознаваемыми. Но вот газету этот человек держал вверх ногами, если судить по фотографиям.

Что бы это значило?

Рядом со странным читателем на крыльце стояла початая бутылка, — по виду пивная, и еще имелся поднос, на котором горкой лежали куски чего-то волнующего… невыносимо привлекательного… я возбужденно подвигала ноздрями… это была копченая курица, разломанная на куски, пахнущая так одуряюще, что ни один афродизиак в мире не смог бы сравниться с этим ароматом по силе воздействия.

И тут я узнала, что в моем животе все-таки живут бабочки. Только у этих бабочек оказались стальные когти. Бабочки проснулись и принялись порхать, раздирая когтями мои бедные внутренности.

Я судорожно сглотнула и, крадучись, начала приближаться к источнику дивного запаха.

Газета стала медленно опускаться.

Я остановилась.

Нет, это был не мужчина. Это было… нечто.

Сперва показалась макушка, украшенная парой рогов, затем глаза. Рога были ребристыми, толстыми у основания; они закручивались кольцами, но, сделав полный оборот, загибались в другую сторону и угрожающе торчали вперед острыми концами. А глаза… Глаза были темными и без белков… как у животного.

Бояться я уже устала, меня больше беспокоил терзающий голод; наверное, поэтому за появлением кошмара я наблюдала несколько бесчувственно.

Чудовище, помедлив, опустило газету и явило себя во всей красе. Нос — выгнутый каким-то мощным бизоньим горбом, как и вся вытянутая морда, — порос короткой рыжей шерстью. Но буйная грива, обрамлявшая морду, была густо-черного цвета (пряди, свалявшиеся в дреды, были так длинны, что почти ложились на крыльцо). Под носом по-львиному раздваивалась верхняя губа, из-под нее виднелись клыки. Подбородок заканчивался черной шкиперской бородкой, которая неожиданным образом придавала несуразному чудовищу толику человечности.

А пожалуй, с меня хватит, всплыла вдруг из глубины гневная мысль. Отращивайте себе зубы, рога, копыта, хоть крылья — нас уже ничем не напугаешь. Спина вдруг сама собой выгнулась дугой, шерсть вздыбилась, и я, прижав уши, хлеща по сторонам хвостом, издавая необыкновенно противные завывания, пошла боком на крыльцо. Я плохо соображала, что делаю, только отметила, что такого гнусного гиеньего голоса я не слыхала отродясь.

Глаза чудища стали как два блюдца, брови полезли на лоб, но с места оно не сдвинулось. Кошмарное существо даже как-то закаменело — наверное, впало в ступор от столь непомерной наглости. Впрочем, мне было абсолютно наплевать. Пусть со мной делают что хотят, но эта курица будет моей, и точка.

Походкой боевого кандибобера я приблизилась к заветному подносу и вцепилась в гигантскую куриную ногу, которая по размеру была в половину меня. Рывками утянув ногу на доски крыльца, я принялась алчно терзать ее прямо на месте преступления.

Это была самая вкусная еда в моей жизни.

Периодически я проверяла: как там монстр? Видя, что он сидит смирно и только таращится на меня круглыми глазами, я в профилактических целях произносила что-то грозно-нечленораздельное и продолжала уминать добычу.

Только когда желудок оказался набитым под завязку, мне удалось оторваться от обглоданной ноги. Стало понятно, почему вволю напившаяся крови пиявка отпадает от жертвы — ей очень, очень, очень хочется спать. Несколько неверных шажков в сторону — и я повалилась набок. Делайте со мной что хотите, но вот прямо здесь и засну, мелькнула последняя внятная мысль.

Потом пришли сны.