Три коротких слова

– Быть с мамой, жить в хорошем доме и никогда не голодать.

Видимо, этого было достаточно, потому что больше с доктором Вольфи я не встречалась.

Церемонии чопорных адвентистов разительно отличались от мессы в католической церкви Воскресения Христова, где у входа красовалась неоновая вывеска с распятием. Зайдя внутрь, мы опускали пальцы в чашу со святой водой и осеняли себя крестным знамением. Я никак не могла запомнить, какого плеча касаться сначала. Когда мы подошли к церковной скамье, Мадлен подсказала:

– Лоб, сердце, левое плечо, правое, ладони сложить.

Мы то садились, то вставали, то преклоняли колени на подбитую бархатом подножку, и так без конца. Вскоре я выучила «Аве Мария» наизусть. Вообще же мне было скучно, и я думала о своем. Я всматривалась в окаменелые глаза Девы Марии и пыталась понять, какую тайну она хочет мне раскрыть. Когда Дева Мария родила Христа, ей не было и восемнадцати, как моей маме; выходит, мама не такая уж и неправильная. Мою представительницу тоже зовут Мария – Мэри. Может, она послана мне свыше, и у Бога действительно есть предназначение для меня, как считает миссис Меррит.

Я спросила Кайли, подругу Мадлен, почему одни люди ходят в церковь по субботам, а другие – по воскресеньям.

– И те, и другие празднуют день Господень, только по-разному.

– Разве не лучше было бы, чтобы бы все ходили в одну церковь?

– Ты станешь либо президентом, либо террористом, когда вырастешь, – рассмеялась Кайли.

На рождественские каникулы приехала Мерседес, а также дальние родственники Чавесов. С тех пор, как я уехала из Южной Каролины, мне никогда не доставалось столько подарков. Но в этой горе коробочек и коробок не было ничего от мамы. Чавесы подарили мне долгожданную игрушечную пиццерию, однако праздничная суета вокруг елки меня не радовала. Чавесы болтали по-испански, иногда нарочно, чтобы я не поняла, о чем речь. Они отмечали дни своих святых покровителей, но не вспоминали о важных событиях из моей жизни. Они могли часами загорать, отчего их смуглая кожа приобретала глубокий бронзовый оттенок, тогда как я покрывалась веснушками или получала солнечный ожог. Они обнимались при встрече или расставании, но, зная, что я этого не люблю, обходили меня стороной. Я была изгоем – другой расы, другой религии, другой культуры и другой крови.

Тем не менее Мадлен из кожи вон лезла, чтобы мне угодить. Она знала, что я ненавижу «Страну Жевунов», и, если ее курсы заканчивались раньше, забирала меня из школы домой, не дожидаясь, пока миссис Чавес освободится с работы. В сезон клубники Мадлен никогда не проходила мимо торговой палатки с фруктами, не купив мне корзинку сочных ягод.

Я сидела на табурете, уплетая клубнику, когда зазвонил телефон.

– О, добрый день, – ответила миссис Чавес певучим голосом, которым обычно общалась со своими постоянными клиентками, и повернулась ко мне: – Эшли, одна приемная мама, у которой ты раньше жила, приглашает тебя в гости на выходные. Поедешь?

Должно быть, Мерриты, решила я, а так как в последний раз я видела Люка на Рождество, то ответила:

– Ну, ладно.

– Эшли обязательно приедет, миссис Шпиц, – сказала в трубку миссис Чавес.

Я замотала головой что было сил и одними губами проговорила: «Ни за что!», однако миссис Чавес не обратила внимания.

– Ладно, пусть Майлз за ней утром заедет.

– Это та самая злющая тетка, которая нас обижала!

– Она была очень любезна и сказала, что ее дочка очень скучает по тебе.

– Никуда я не поеду!

– По-моему, у нее живет твой брат.

– А вот и нет! Люк у Мерритов.

– Его забрали у них после Рождества.

– Мэри Миллер не за что не допустит, чтобы он вернулся к Шпицам!

В кухню вошла Мадлен.

– Что тут такое, мам?

– Эшли приглашают в гости в одну из приемных семей, где она раньше жила, – сказала с ехидной улыбочкой миссис Чавес. – Может, пока ее не будет, смотаемся в «Диснейленд»?

Я убежала к себе в комнату и хлопнула дверью. Так вот как они собрались избавиться от меня! Уезжать так уезжать – в первый раз, что ли? – но отправить меня к этой ведьме, которая в моих кошмарных снах пекла пироги из приемных детей?

Утром миссис Чавес протянула мне спортивную сумку Марио.

– Ну вот, то, что нужно для ночевки.

Только переночевать! Я вздохнула с облегчением и бросила в сумку самую поношенную одежду, на случай, если Шпицы вдруг захотят ее отобрать.

Мистер Феррис пытался завести разговор; я не отвечала, только смотрела на него исподлобья. Тут мне пришло в голову: вдруг удастся забрать своих кукол, радиоприемник и «Чудо-печку»? За окном замелькали знакомые места: как будто начинался фильм ужасов, давно виденный, но оттого не менее жуткий. Почтовый ящик Шпицев весь зарос темно-зеленым мхом. Деревья, окутанные бородами испанского лишайника, казались еще страшнее, колючие заросли – гуще, а стебли ползучих кустарников – еще запутаннее. Дом выглядел еще более зловещим, а дворик для игр превратился в вонючее болото. В нос ударил резкий запах навоза. Я вернулась в ад.

– Увидимся в воскресенье, – добродушно попрощался мистер Феррис.