Три косточки тамаринда

Марина, проникнувшись всеобщим трепетом, учтиво поприветствовала ее. Старуха присела на свободный стул и пригвоздила девушку булавкой своего взгляда. Глаза были странные, светло-желтые, прозрачные, с крохотными даже в полумраке зрачками. Глаза бенгальской тигрицы, вправленные в маленький человеческий череп.

– Ее зовут Бутракхам.

Закончив оглядывать Марину, старуха оживилась донельзя. Она перевела взгляд на Павла и радостно заговорила с ним по-тайски, посмеиваясь над чем-то, кивая, тряся головой и грозя ему пальцем. Ее голос напоминал треск иссохших веток. И тут Марина стала свидетелем первого чуда Бутракхам. Старухе удалось его смутить. Павел потупился, помолчал, глядя в столешницу перед собой, потом переспросил что-то с надеждой. Старуха безапелляционно подтвердила. Тогда Павел взглянул на ничего не понимающую Марину. Он был счастлив.

А Марина так ничего и не сообразила.

– Почему мне кажется, что вы обсуждаете меня? – проворчала она.

Павел засмеялся, очевидно испытывая облегчение:

– Потому что так и есть!

– И что именно? Скажешь?

– Нет.

Старуха улыбалась ртом, где длинные желтые зубы чередовались с темными прорехами. Лицо ее морщилось, хотя казалось, что сморщить его еще больше уже невозможно.

Павел пояснил:

– Бутракхам вроде прорицательницы.

– И ты привел ее, чтобы предсказать мое будущее? – похолодела Марина. Ей категорически не понравилась эта затея. Старуха со своим пронзительным желтым взглядом напугала ее.

– Нет, я привел ее для другого. Но если ты хочешь…

– Не хочу. Ни за что! Все и так известно! Хватит с меня.

Павел перевел старухе резкий отказ Марины. Та посерьезнела и кивнула, сведя бескровные сухие губы в трубочку. Забормотала.

– Она просит тебя дать ей что-нибудь свое. Те тамариндовые косточки, что болтаются у тебя в кармане платья, говорит она, вполне сгодятся. Это не для предсказаний твоего будущего, не волнуйся.

Марина опешила. При старухе тамаринд она не ела, а купленная Павлом пачка давно кончилась, даже с языка пропал перечный жар. Бутракхам неоткуда была узнать про косточки, разве только Павел сказал, пока вел ее сюда. Но это просто смешно.

Тем не менее Марина опустошила карман, высыпав черные блестящие косточки на скатерть. Старуха одну за одной с величайшей осторожностью, будто золотые крупицы, собрала их в свой кожаный мешочек и туда же принялась что-то шептать. Глаза ее закрылись, шепот перешел в едва слышимый заунывный звук наподобие мычания. Все ее высохшее тело завибрировало и закачалось, как куст на ветру. Маленькая, будто детская рука Бутракхам юркнула в мешочек и, набрав полную горсть, вынырнула обратно. Ладонь раскрылась, и на стол выпало несколько предметов: три монеты, резиночка для волос, серьга с зеленой бусиной, красно-белая капсула какого-то лекарства, крышечка от газировки и три косточки тамаринда. Старуха удовлетворенно кивнула и указала Марине на косточки, словно говоря «вот видишь, как оно». Только Марина не видела. Она озадаченно повернулась к Павлу, ожидая пояснений.

– Трое из тех, кто сейчас рядом, умрут прежде тебя, – пробормотала Бутракхам, а перевел он.

Три смерти. Стало быть, об этом возвестили три черные косточки? Марина старалась не подать виду, что содрогнулась внутри от невольного мистического чувства, хотя и уговаривала себя, что все это вздор.

– Трое? Голословно. Может быть, она даже знает, кто именно?

Павел перевел старухе ее слова. Старая бирманка зыркнула на нее и тут же трижды указала пальцем. На нескладного подростка с острыми плечами, нехотя колупающего вилкой свою рыбу, пока его родители препирались вполголоса. На пожилого мужчину, приехавшего на отдых с детьми и внуками. И на радостную беременную официантку Барби.

– Нет, это неправда! – задохнулась от негодования Марина.

– Твоя жизнь будет короче многих. Но и длиннее тоже. Взгляни на этих людей. Две минуты назад ты боялась, что умрешь, а они все останутся, мир не заметит твоего ухода, и здесь будет по-прежнему играть музыка, геккон продолжит сидеть на стене за статуэткой Будды, а бесплатный салат – заветриваться. Наша милая официантка родит своего ребенка, потом еще одного. Да? Но что, если на самом деле все окажется иначе? Ты не знаешь, кто из трех названных не доживет даже до следующего года. Но точно можно быть уверенным, что все трое проживут меньше тебя. Ты страдаешь, что тебе отмерено слишком мало – но это только потому, что другие не знают, сколько отмерено им. Оплакивай их участь, не свою. И будь благодарна, что знаешь срок своего пребывания в этом теле. Правда – это привилегия. Не многие достойны узнать ее, и не многие ее действительно в конце концов узнают.

Машина тяжело взбиралась в гору. До упора опустив стекло, Марина чувствовала, как из ночных джунглей тянет холодом.

– Зачем нам в Сураттани? – снова спросила она.

– Нам не надо в сам город. Просто хочу показать тебе одно место.

– Мне кажется, из тебя вышел бы скверный экскурсовод, – вздохнула Марина. – Ты бы показывал подопечным все и сразу, в один день, без продыху. И гадалку, и…

– Я только с тобой такой. Мне надо успеть.

– Успеть что?