Три краски

Собрав волю в кулак, Лара вошла в журналистскую. Алинка стояла посреди комнаты – в кожаной с пушистым мехом коротенькой куртке, облегающих джинсиках и высоких сапожках. Ее блестящие волосы рассыпались поверх пушистого капюшона. Бывшая начальница похорошела: смуглый цвет лица (видимо, только после солярия), глазища черные, с задорными искрами, обжигающими, надо сказать, искрами, по крайней мере, их действие Лара ощутила сразу, как только встретилась с Алинкой взглядами.

– Начальство пришло, – усмехнулась Кобра. – А я тут мешаю!

Лара села за стол, сурово взглянула на посетительницу.

– Ты на работу выйдешь? – спросила она, стараясь не показать вида, что сдрейфила, а сама сжала кулаки («Ну пожалуйста, пусть не выходит!»).

– Нет уж, увольте! – засмеялась Кобра. – Работы и так полно! Думаете, на этой свет сошелся клином? Тем более при таких-то условиях, – Алинка многозначительно замолчала. – Слышала я, что рабство восстановили. Девочки, вам теперь и в солярий ходить не понадобится, да? Благодаря заботам новой начальницы и так все неграми будете.

– Афроамериканцами! – поправил кто-то, и все, кроме Ларисы, засмеялись.

Лара уже с трудом держала себя в руках. Ей хотелось то ли накричать на Алину и расцарапать ее холеную мордашку, то ли залиться горькими слезами. Спасало только одно: мысль, что все это продлится недолго. Алинка, перешучиваясь с девчонками, написала заявление об уходе, затем пренебрежительно попросила «большую начальницу» подвинуться и дать ей возможность забрать из тумбочки свои вещи.

– Кстати, милый цвет волос. Где взяла? – спросила она Лару.

– Где взяла – там больше нет, – отрезала Лара, а затем добавила: – Вы ж и подарили. Слили, так сказать…

– Нет, реально красиво. – Алина закатила глаза, изображая натуральную стопроцентную искренность (идентичную натуральному стопроцентному йогурту, состоящему из ароматизаторов и химических добавок). – У тебя там еще не осталось? Я бы купила…

– Осталось. Но я не продаю! – надменно ответила Лариса.

Бывшая начальница покидала в сумку шмотки, вытащила из тумбочки не менее десятка лаков разных оттенков – от розового до бирюзового – и собралась уходить.

– Кто со мной, глотнуть сладкого воздуха свободы? – весело спросила она, обращаясь к коллективу.

К Лариному удивлению, провожать Кобру собрались практически все. Тоже, блин, нашлась звезда! Даже монтажеры, и те вышли покурить. Даже Анька прибежала – она-то что, она же недолюбливала Алинку!

В журналистской Лара осталась совсем одна. И стало так обидно: все от нее отвернулись, сделали врагом, изгоем! Ну почему, почему мир несправедлив! Лариса думала, что, получив должность, докажет, что она способная, и все станет по-другому! Думала, отношения с Кириллом наладятся сами собой! Думала, заживет, как человек! А выходит, все хуже! Еще хуже, чем во времена, когда она была забитой серенькой мышкой! А теперь она кто? Павлин недощипанный?

На глазах навернулись слезы – еще минута, и Лара разревется, несмотря на то что находится на работе и в любой момент могут войти сотрудники! «Блин, вот так даже и выговориться некому! Если бы тут был Пашка…»

Возвращаясь домой, Лара, словно по заказу, еще издали увидела знакомую фигуру. У подъезда, на маленьком, залитом солнцем, заснеженном крылечке, стоял Павел. Он ждал ее. Лара сначала даже обрадовалась? все-таки, что там ни случилось, а Пашка – парень хороший. И ведь только сегодня она так хотела его увидеть! Ведь он ей друг!.. Хотя, постойте, разве друзья ведут себя именно так? Разве они преследуют вас, покушаются на ваши волосы и отпугивают вашу единственную любовь? В каком кодексе неземной дружбы все это записано?! Девушка вспомнила холодный взгляд Кирилла, его безразличный тон и ее, Ларины, рухнувшие надежды, которые, перед тем как скрыться за горизонтом, махнули серебряным ей крылом.

Сердце защемило. Грудь, словно тисками, сжала обида. Это Пашка, Пашка во всем виноват! А теперь стоит тут, ждет ее.

– Чего тебе? – спросила Лариса надменно.

– Поговорить хотел, – сказал Пашка и вдруг улыбнулся. Улыбка эта оказалась неожиданной и какой-то светлой, будто бы искренней.

Ларе стало обидно: жизнь ей поломал, а теперь улыбается. Фигляр! Притворщик! Не стоит поддаваться на это слепящее обаяние: известно же, что самые простые, самые искренние улыбки часто бывают плодом многодневных тренировок перед зеркалом.

– Поговорить? А ты меня спросил, хочу ли я с тобой разговаривать? – Лара на миг замерла, а затем решительно пошла мимо Павла дальше, в подъезд.

– Ну вот спрашиваю, – семенил рядом непрошеный друг.

Нахлынувшая обида разгоралась внутри вселенским пожаром. Умом Лара понимала, что надо бы остановиться, но уже не могла этого сделать. Ее несло куда-то, как кораблик, подхваченный бурей:

– Я ничего не хочу, понял? Видеть тебя не хочу! Ты хоть понимаешь, что наделал? Ты мне жизнь сломал! Он теперь даже не разговаривает со мной толком, после того как ты вломился и испортил нам свидание!

– Лара, послушай меня! – почти взмолился Пашка. – Я же не просто так вломился! Он опасен! Я защитить тебя хотел!