Три краски

– Отстаньте! – отмахнулась Лара от обоих и, назло всем, пошла к машине. По пути она заметила обеспокоенный взгляд Кирилла – значит, его задело, что она уезжает с другим?! Ну и поделом! Хоть в чем-то сегодня повезло!

Только сев в авто, Лара вдруг подумала, что, может быть, ведет себя глупо – едет с первым встречным, на его машине, да еще и с иностранцем.

Из записей Джона Хемистри

33 мартобря, в полдночь

Ничего не выходит. Ни один из способов не действует. Открыть дверь невозможно. Это только в приключенческих фильмах ее открывают любой булавкой. Был бы я Джеймсом Бондом, я бы, несомненно, нашел выход. Но что-то мне подсказывает, что я не Джеймс, а всего лишь Джон… Впрочем, рано еще сдаваться. Поняв, что дверь не открыть, я решил ее выломать и несколько раз с разбега бросался на нее. Плечо болит ужасно, на лбу шишка, но проклятая дверь не поддалась ни на миллиметр. Тогда я попробовал ковырять ее вилкой, которую запасливо спрятал после ужина. Бесполезно.

И тогда я понял: единственный путь на свободу – через Кормильщика. Вот появится он в следующий раз, напрыгну на него с криком «кий-я!», оглушу чем-нибудь тяжелым и убегу. Я тут же придумал себе новое прозвище – Доктор Зло, но едва не бухнулся в обморок, представив всю кровавую картину нападения. Поднять руку на человека, пусть даже на такого огромного и монстрообразного, нелегко. Но что делать, если это мой единственный шанс? Я уже нашел предмет, которым можно осуществить операцию (отвинтил грядушку у кровати – она металлическая и тяжелая). Не знаю, какой стороной лучше ее приложить. Наверное, серединой. Я спрятал свое оружие под подушкой и окончательно почувствовал себя злодеем. Теперь нужно подгадать момент, когда мой сторож повернется ко мне спиной. Лишь бы все получилось…

Запись следующего дня

Я неудачник, трус, слабое существо. У меня ничего не выходит. Сидеть мне здесь до самой смерти. Как же надоела эта еда: яичница, сэндвичи, молоко и прочая ерунда, которой они меня пичкают! Зачем меня вообще кормят? Для чего? Кому я нужен?

Однако я отвлекся. В этой странной камере мысли превращаются в теннисные шарики и скачут от стены к стене. Не могу сосредоточиться, особенно когда думаю о том, что произошло вчера. Надо взять себя в руки. Взял и понял, что так писать еще более невозможно – как писать, если держишь сам себя: рук просто-напросто не хватает! Поэтому отпустил себя и снова взял ручку.

Так вот, вчера я был готов к осуществлению отчаянного плана физически и материально (то есть запасся вышеописанной грядушкой), но я совершенно не был готов морально. Когда пришел этот громила, я почувствовал такую дрожь в коленях, что мне пришлось сесть. Нащупав под подушкой металлический предмет, я сжал его в руке. Ладони мои вспотели, и пальцы скользили по гладкой поверхности металла. Между тем Кормильщик накрывал на стол. Я посмотрел на его низкий лоб, пересеченный двумя тонкими глубокими морщинами, на его волосы – жидкие, черные как смоль, собранные в жалкий крысиный хвостик, на его руки, бугрящиеся мускулами… Кстати, руки его оказались хуже всего. Один его кулак, наверное, больше моей головы, а рука толщиной с хороший взрослый дуб. Это даже не человек, а человечище, монстр, человек-пароход, человек-бульдозер.

Заметив мой взгляд, он повернулся ко мне, выпятив бульдожью челюсть, и я подобострастно улыбнулся. Да, мне стыдно писать об этом, но видели бы вы его и меня! Мы с ним в разных весовых категориях. Я, конечно, крупный ученый, но человек довольно мелкий и худощавый. Кормильщику едва дохожу до плеча, и нет сомнений, что одного удара его, уже описанного мною, кулака хватит на то, чтобы обеспечить мне длительный нокаут или даже нокдаун.

Все это настолько взволновало меня, что я почувствовал, как скрутило мои мышцы. Увы, я планировал ударить этого типа, но сейчас сидел на кровати, жалко улыбался и не мог шевельнуться. Я понял: еще немного, и я по привычке упаду в обморок! От страха! Какой кошмар!

Меж тем Кормильщик, поставив на стол тарелки, с удивлением посмотрел на меня, а затем спросил:

– Что-то не так? Ты хорошо себя чувствуешь?

Сейчас я не уверен, что кивнул. Мне кажется, я ответил ему одними глазами, которые моргнули. Впрочем, неважно. Еще немного помявшись и пробормотав что-то типа того, что мне нужно больше есть и спать, а то видок у меня не очень, Кормильщик ушел. Это все. Это крах моей операции! Я ничего не сделал. Я сидел на кровати еще долго, сжимая под подушкой металлическую грядушку. Руки уже не потели, железо разогрелось до температуры тела, и только тревожно стучащее сердце напоминало о том, что только что я был близок к чему-то важному, но только опять упустил свой шанс…