Три краски

В этот вечер я отказался от еды. В ярости отшвырнул тарелку, и бутерброд развалился на несколько частей, а яичница приклеилась к стене и подмигнула мне своим выпученным желтым глазом. Брр, до чего же мерзко! Впрочем, разве не мерзка вся моя жизнь?! Ночью я слышал писк и шуршание – мыши поедали мой ужин. Должно быть, у них сегодня был пир. Жаль, что среди них нет Эмми или Крис… Я так скучаю по ним! Я даже вижу их во сне. Вот сегодня мне снилось, что ко мне пришла Эмили, которая девушка, и на руках у нее была Эмми-мышка, и обе Эмили уставились на меня блестящими в темноте глазами, хором говоря: «Ты убил меня!» Вне себя от ужаса я бросился бежать и увидел светлый коридор. Именно так всегда описывали смерть, я не хотел умирать, но выбора не было, а потому бросился туда и вскоре увидел в конце коридора дверь. «Вот и все», – успел подумать я, но тут увидел обеих Крис.

– Сюда, быстрей, Джон! – закричала та из них, которая девушка, а та, которая мышь, лапкой послала мне воздушный поцелуй.

Выйдя за дверь, я вдруг понял, что не умер, а, напротив, оказался на свободе.

И тут от радости проснулся.

Ничего не изменилось. Я по-прежнему в своей камере. Но к чему этот сон и есть ли в нем хоть какой-нибудь смысл?..

Через два дня

Не могу поверить в то, что произошло за последние сутки. Это просто подарок судьбы. Это… это невероятно! Шанс, данный свыше, – один из миллиона. Мой сон, как ни странно, оказался в руку.

Я так взволнован, что не могу сдержать эмоций и изложить все подробно. Возможно, когда-нибудь я буду думать обо всем произошедшем, как о чем-то былом, давнем и ничем не примечательном, но сейчас…

Попробую все же внятно изложить.

Итак, судя по предыдущим записям, я находился в жутком состоянии из-за неудачной попытки бежать. Я был настолько плох, что уже ни о чем не думал. Да, именно так! Я не ел и почти не спал. Целые сутки валялся на кровати и мечтал только об одном: поскорее умереть от истощения, чтобы не видеть собственного позора. Меня, ученого, заперли в какую-то клеточку – прямо как совсем недавно я сам запирал мышей. Может, они ставят эксперименты? А может, чего-то дожидаются? Неважно, мне было уже все равно, лишь бы это поскорее закончилось.

Утром пришел Кормильщик, принес еду. Я как раз закончил писать и спрятал свои записи во внутренний карман рубашки. Громила ничего не заметил. Мне было безразлично, обыщут ли меня, найдут ли металлический обломок кровати и записи. Уже не выбраться, так к чему эти переживания?

Однако никто не стал меня обыскивать. Кормильщик опять пробормотал что-то про то, что видок у меня не очень, и ушел. То же самое повторилось во время обеда. Я не притронулся ни к чему. Впрочем, ярости уже тоже не оставалось. Я не расшвыривал тарелки, они спокойно стояли на столике. Когда же Кормильщик пришел в четвертый раз, уже перед окончанием своего дежурства, его терпение лопнуло.

– Почему ты не ешь? Что случилось? – спросил он резким требовательным тоном.

От голоса его внутри меня все передернулось, но я не выдал своего волнения. И по-прежнему пялился в стену.

– Ты плохо себя чувствуешь?

Тишина. Я молчу.

– Вот смотри, это печенье! Вкусненькое! – Он взял кусок печенья и протянул его мне, словно я маленький ребенок, а не узник.

К слову сказать, я давно приметил, что человек этот, несмотря на свой высокий рост, огромные руки, грубоватый голос и жесткое выражение лица, отличается некой добротой. По крайней мере, я не заметил грубости по отношению ко мне.

– Овсяное печенье! Ешь! – Видимо злясь, он поднес печенье прямо к моему рту, чем вызвал прилив моего раздражения.

Даже не думая о том, что творю, я резким движением ударил его по руке. Печенье выскочило из пальцев, упав на пол.

Громила побагровел от гнева. Я понял: еще миг, и мне крышка. Я сжался в комок, с ужасом глядя на Кормильщика. И тут случилось чудо!

Разъяренное лицо громилы вдруг застыло.

– Ы… ы… – бормотал мужчина, тыкая при этом куда-то в сторону.

Я проследил за его остекленевшим от ужаса взглядом и увидел… хорошенькую мышку! Вначале мое сердце замерло, пропустив удар, мне показалось, что передо мной она – Крис! Я едва не забыл, как дышать, но, к счастью, осознал, что ошибся, и сразу вспомнил. Крис погибла, отдав себя науке! Это, конечно, другая, просто очень похожая на нее мышка. Она неслась к упавшему печенью, перебирая тоненькими лапками.

Я перевел взгляд на Кормильщика. Громила был испуган так, словно вместо маленькой мышки на него несся гигантский носорог.

Мой тюремщик уже не издавал ни звука, но лицо его стало белым, как стена. Рука, которой он тыкал в сторону мышки, опустилась, и громила прямо на моих глазах стал потихоньку обмякать.

Теперь, спустя сутки, понимаю, в чем дело. Он так сильно испугался, что упал в обморок. Как человек, который ощущал на себе подобное не раз и не два, я прекрасно его понимаю и сочувствую. Мышь одолела гору! Кормильщик свалился прямо на пол, чем сильно встревожил мышонка, который, схватив кусочек печенья, ретировался под кровать.