Три круга Достоевского

«Елка и свадьба» — рассказ о неком Юлиане Мастаковиче, присмотревшем на детской елке для себя одиннадцатилетнюю де­вочку с большим приданым.

Мечтатель и его столкновение с действительностью. Это от­ражено в «Белых ночах».

История девочки итрех семей, через которые прошла эта де­вочка, раскрыта в «Неточке Незвановой».

«Маленький герой» — гимн детству, чистоте, «безумству храб­рых».

Кроме перечисленного Достоевским до Сибири были опубли­кованы объявление о выходе журнала «Зубоскал» и серия ста­тей «Петербургская летопись».

В письмах этого периода жизни — проблемы собственного бы­та, будни литературной жизни, конкретные оценки отдельных яв­лений петербургской действительности.

Во всем написанном до Сибири есть что-то свое, определяю­щее. Но из творчества, взятого в его целом, можно выделить ка­кие-то основные проблемы первого круга.

Прежде всего это изображение жизни людей бедных, мате­риально необеспеченных. Очень большую роль в характеристике материального положения героя играет его жилище. Как пра­вило, это мрачные каморки.

Вот Макар Девушкин описывает дом, в котором живет. «Во­образите, примерно, длинный коридор, совершенно темный и не­чистый. По правую его руку будет глухая стена, а по левую все двери, да двери, точно нумера все так в ряд простираются. Ну вот и нанимают эти нумера, а в йих по одной комнатке в каж­дом: живут в одной и по двое и по трое. Порядку не спрашивай­те — Ноев ковчег!» [1]

Далее Макар скажет, что воздух в комнатах такой, что чи­жики в них «так и мрут». А человек живет. Привык человек.

Примерно такое же жилище у Голядкина. Вот герой проснул­ся в своей комнате. «Знакомо глянули на, него зеленовато-грязно­ватые, закоптелые пыльные стены его маленькой комнатки, его комод красного дерева, стулья под красное дерево, стол, окрашен­ный красною краскою, клеенчатый турецкий диван красноватого цвета с зелененькими цветочками...» [1, 109].

Здесь очень большое значение имеет уменьшение ценности красного. Оначала — самое высшее, затем постепенное пониже­ние. Красное дерево как символ обеспеченности, затем «под крас­ное дерево», затем — «окрашенный красною краскою» и, наконец, «красноватый цвет» как символ бедности. Подобный же прием — в «Бедных людях». Макар пишет, что живет хорошо. Затем изла­гает подробности. Обнаруживается, что первое утверждение со­вершенно не соответствует действительности. Плохо живет Макар.

Герои Достоевского материально бедны. Но в разной степе­ни. Все имеет свою иерархию. Нищий Макар, с точки зрения его соседа Горшкова, человек состоятельный. У него даже мож­но просить взаймы.

Духовный мир героев тоже весьма скуден. Герои Достоевско­го — люди нетворческие, переписчики. Уже в самой профессии заложено исключение творчества. Их удел — механическое пере­писывание чужого. Их работа однообразна и скучна. У них нет стимулов, нет возможности роста. Единственный стимул и утешение — возможная похвала «его превосходительства». Все это накладывает отпечаток на их личность. Они чувствуют себя усталыми и постаревшими не по годам. Так, переписывающий уже тридцать лет Макар жалуется на свою старость, хотя ему что-то около сорока пяти.

Герои постоянно чувствуют неуверенность. Их быт — это постоянное предчувствие крушения быта. Постоянное ожидание катастрофы, непредотвратимой, от них не зависящей. Герои как будто идут возле какой-то бездны, предчувствуя приближение к ней и ладеясь, что она еще не скоро. Надежда лишь на «не ско­ро», а не на предотвращение. Боится потерять место, канцеля­рию Прохарчин, расположение «его превосходительства» — Вася Шумков. Лишь в «Хозяйке» некоторые герои показаны после краха, за бездной. Но и они живут в ожидании чего-то траги­ческого.

Герои несчастны. Это правило. Как символ неустроенности их жизни — слезы, припадки, обмороки. Это слезы горя и слезы уми­ления. Много тех и других. И слезы умиления нередко есть раз­новидность слез горя; сколько вытерпели люди, чтобы так чув­ствительно воспринимать просветление. Припадки и обмороки (мать Нелли, сама Нелли, Александра Михайловна) — проявле­ние нервозности и жестокости жизни.

У героев нет уверенности в себе. Они живут «помаленечку» и «втихомолочку», ходят как бы на полусопнутых. Вот Горшков: «коленки у него дрожат, руки дрожат, голова дрожит, уже от болезни что ли какой, бог его знает; робкий, боится всех, ходит стороночкой...» [1, 23 — 24]. А вот в пути Голядкин: «дробил и семенил по тротуару Фонтанки частым, мелким шажком, немно­го с притрусочкой» [1, 140].

Заболевший Прохарчин не ходит. Лежит. Но как лежит? Ле­жит, «приплюснув себя к постели своей, словно как заяц припа­дает от страха к земле, заслыншв охоту» , [1, 249].