Три круга Достоевского

Человек с нравственной ответственностью — это то, чего должно желать общество. Но удел таких далеко не самый лучший. Они, как правило, живут на износ и рано уходят из жизни. Намного раньше, чем люди нравственно безответственные. Земля более приспособлена для жизни безличностей, хотя и жива личностями.

Вся беда в том, что общество, его идеологи очень часто говорят об ответственности личности и значительно реже о нравственной ответственности общества перед человеком.

Нередко общество восхищается «героическими поступками», в результате которых погибают их совершающие. Восхищаются нравственной ответственностью человека. Но у этих «героических поступков» есть еще и другая сторона: нравственная безответственность общества перед человеком. Неизбежна ли была жертва? — вот вопрос. Разные бывают ситуации. В некоторых же общество просто обязано было остановить героя, способного на жертву. От гуманности, от ответственности, да и от выгоды: нравственно ответственные люди — это костяк общества и относиться к ним надо бережно.

Достоевский предъявляет к обществу, ждущему от человека ответственности, свои требования. Четко свое понимание такого общества Достоевский дает в «Зимних заметках…». — Оно должно сказать нравственно ответственному человеку подобное следующему: «Ты слишком много даешь нам. То, что ты даешь нам, мы не вправе не принять от тебя, ибо ты сам говоришь, что в этом все твое счастье; но что же делать, когда у нас беспрестанно болит сердце за твое счастие. Возьми же все и от нас. Мы всеми силами будем стараться поминутно, чтоб у тебя было, как можно больше личной свободы, как можно больше самопроявления. Никаких врагов, ни людей, ни природы теперь не бойся. Мы все за тебя, мы все гарантируем тебе безопасность, мы неусыпно о тебе стараемся, потому что мы братья, мы все твои братья, а нас много и мы сильны; будь же вполне спокоен и бодр, ничего не бойся и надейся на нас» [5, 80].

Только при таком положении личность будет защищена. В противном случае нравственно ответственные будут с полнейшим хладнокровием поглощаться обществом и не услышат даже от насытившихся ими слов благодарности. Безличностное общество поглотит их, ухмыляясь над их непрактичностью и «глупостью».

Для воспитания нравственной ответственности недостаточно наличия в обществе разного рода кодексов морали. Хотя они и необходимы. Одна лишь нормативная этика, предписывающая человеку определенные желаемые поступки, может иметь лишь в среде недумающих какой-то относительный успех. Поступай так-то — вот что говорит нормативная этика. Но личность неминуемо поставит вопрос: а почему надо поступать именно так, а не иначе? Другой кодекс учил иному.

Чтобы быть прочной, полезной, способной оказать влияние на любого человека, нормативная этика должна приобрести прочную основу. А такой основой является проблема смысла человеческой жизни, о которой я уже говорил. Надо ответить (хотя бы в первом приближении) на вопрос: для чего живем? А отсюда прямо последует: как надо жить. В противном случае последнее повисает в воздухе.

Достоевский глубоко понимал этупроблему. Интересна в этом отношении запись в последней тетради писателя: «Кавелину. Вы говорите, что нравственно лишь поступать по убеждению. А откуда же вы это вывели? Я вам прямо не поверю и скажу напротив, что безнравственно поступать по своим убеждениям. И вы, конечно, уж ничем меня не опровергнете. Проливать кровь вы не считаете нравственным, но проливать кровь по убеждению вы считаете нравственным. Но позвольте, почему безнравственно кровь проливать? Если мы не имеем авторитета в вере и во Христе, то во всем заблудимся. Нравственные идеи есть. Они вырастают из религиозного чувства, но одной логикой оправдаться никогда не могут» [ЛН, 83, 694].

Здесь Достоевский проводит мысль о необходимости базирования нормативной этики на основе решения вопроса о смысле жизни. Смысл же в служении богу.

В более ранней записи — близкая к этой мысль: «Плотоядность молодежи. Да ведь вы сами того хотели. Чтоб никакого духа, вы истребили бога. — Но и без бога надо быть гуманным, любить человечество. — Но на кой черт я буду гуманен» [ЛН, 83, 375]. Безнравственность здесь выводится как прямое следствие утери смысла жизни.

Есть и другие записи, раскрывающие все ту же мысль: «Жизнь скучна без нравственной цели, не стоит жить, чтоб только питаться, это знает и работник. Стало быть, надо для жизни нравственное занятие» [ЛН, 83, 406].

Можно, конечно, не соглашаться с тем смыслом жизни, которым руководствуется писатель. Но нельзя, однако, отрицать саму постановку проблемы смысла жизни как основы нравственности.