Три круга войны

Утром вышел на улицу. Увидел — солдаты сгружали с тупорылого «студебеккера» картошку, гребли ее лопатами из кузова прямо в открытый люк подвала. Оттуда несло сырым запахом земли, прелым опавшим листом — знакомой домашней осенью, той осенью, когда они с матерью начинали убирать огород. Не было лучшей поры для Гурина, не было более приятных дней, чем ранняя осень: тихо, тепло, вольготно. В прозрачном воздухе плавают паутины, скот бродит по капустным грядкам — подъедает кочерыжки, на огородах жгут бурьян, и дымок, путаясь в голых деревьях садов, медленно оседает на землю.

Защемило сердце тоской — домой захотелось. Домой! Хоть одним глазком взглянуть на дом свой, на поселок, на людей. Как надоели эти черные каменные, похожие на доты, дома, эти готические завитушки длинных вывесок! Хоть не домой, хоть только через границу, хоть на часок — только бы глотнуть полной грудью родного воздуха, только бы пройти по улице русского города, почитать вывески на родном языке!..

Стоит, задумался. Откуда ни возьмись — подполковник Кирьянов, подошел вплотную, чуть ли не нос к носу, в глаза заглянул Гурину:

— О чем думы, комсорг?

Стушевался Гурин — мысли его врасплох захватили, сказал смущенно:

— Да вот… Родной землей запахло… Домой захотелось.

— А-а-а, ностальгия начинается. Это серьезная болезнь. — И понизив голос, будто по секрету, предупредил: — Не поддавайся. Рано нам по домам, очень много еще здесь работы. Сам видишь. Победить победили, теперь надо победу закрепить. Это очень важно!

— Знаю, товарищ подполковник…

— Вот то-то. Знай. — Подумал, сказал: — Наладим немножко дела, может, в отпуск съездишь. А пока — работа! — Он хотел идти дальше, но вспомнил что-то, обернулся снова к Гурину: — Звонили из политуправления — сегодня там в два часа совещание. Не забудь. — И он заспешил по своим делам, прихрамывая и постукивая палочкой о тротуар.