Три круга войны

— А… Гурин, — перебил его Шульгин. — Проходи, садись, Гурин. Поговорим. — Смуглое узенькое лицо его искривилось в улыбке. Улыбался он странно — только правым уголком рта, и эта улыбка почти никогда не сходила с его лица, она лишь то увеличивалась, морщиня правую щеку, то была еле заметна. — Как служба идет?

— Хорошо.

— Тебе нравится здесь?

— Да.

— Ну, еще бы! — сказал он как бы про себя и хмыкнул. — Курсанты довольны?

— Довольны.

— Ни на что не жалуются?

— Да нет…

Он опять хмыкнул недоверчиво.

— Слушай, ты был в оккупации?

— Был.

— Где?

Гурин сказал.

— Ну и как?

Василий пожал плечами: мол, обыкновенно.

— И немцев видел?

— Видел.

Старший лейтенант хмыкнул, на этот раз удивленно:

— Вот так, как меня?

— Конечно. Они раза два ночевали у нас в хате.

— Ну и как? — он остановился напротив Гурина и все с той же улыбочкой вперил в него свои круглые острые глазки.

— Что «как»? Нас выгнали на кухню, а сами там орали. Один все к матери приходил: «Матка, гляс» — стаканы попросил, потом опять пришел — «Матка, тарелька». А утром они уехали.

— А ты?

— А что я? Я вообще старался на глаза им не показываться.

Шульгин улыбнулся ехидно. Чтобы до конца удовлетворить его любопытство, Гурин похвастался:

— Я видел итальянцев, румын, словаков, казаков, потом еще каких-то — у них на рукавах была нашивка: пальма и полукругом написано «Turkistan».

Шульгин сморщил подбородок, выпятил нижнюю губу:

— Интересно… — Склонив голову набок, спросил: — Слушай, а как же ты живым остался?

— Не знаю…

— А чем ты занимался в оккупации?

Гурин рассказал. Шульгин слушал, то хмыкая, то склоняя голову набок, — удивлялся, то кривил рот — не верил.

— Стихи писал, листовки… И живой остался? И тебя ни разу не вызывали ни в полицию, ни в гестапо?

— Нет, не вызывали.

— Но ты же комсомолец? И даже комсомольский билет, говоришь, сохранил. И не вызывали?

— Нет, не вызывали.

— Слушай, а ведь немцы многих завербовали, кто был в оккупации.

— Не знаю. Меня не вербовали.

— Может быть. Но многих, это я тебе говорю. Нам надо их выловить. Вот ты и поможешь. Ты был в оккупации, и с тобой они будут искать общий язык.

— Общий язык? Со мной? — удивился Гурин.

— С тобой они будут откровеннее. А ты будешь сообщать мне о таких разговорах. О всяких, понимаешь? А уж мы тут разберемся.

— Ну, какой шпион будет откровенничать с комсоргом роты!

— Каким комсоргом?

— С обыкновенным. Я ведь комсорг роты, — сказал Гурин и прямо посмотрел на Шульгина.

— Ты комсорг роты? Кто же тебя назначил? Ну, политики! Нашли комсорга…

Скривив рот в брезгливой улыбке и отрешенно покачав головой, Шульгин заключил:

— Ну ладно… Иди.

Гурин был взбешен. Прямо от Шульгина он побежал в землянку майора. Его душили слезы. Майор спрашивал, что случилось, а он не мог говорить — только кусал себе губы. Наконец сказал:

— Я не буду… комсоргом…

— В чем дело? — нахмурился майор. — Что случилось?

— Мне… нельзя… доверять… Я был… в оккупации… а вам не сказал… Младшему лейтенанту тоже тогда не сказал… Но я думал… Я не знал…

— Что за чушь! Откуда ты это взял?

— Старший лейтенант Шульгин сказал…

Майор почесал себе щеку, помолчал.

— Успокойся. Успокойся и слушай теперь меня. Быть тебе комсоргом или не быть — это не его дело. Ты, наверное, не так его понял.

— Так. Но почему мне нельзя доверять? Почему?.. Я думал…

— Правильно думал. Разговор со старшим лейтенантом Шульгиным забудь. Забудь и никому об этом больше не говори. А комсоргом иди и работай как ни в чем не бывало. За это отвечаю я. Понял?

— Но почему мне нельзя доверять? Почему? Неужели так всю жизнь и будет?..

— Не будет. Это война. — Он положил Гурину на плечо руку. — Успокойся. Все образуется, мой мальчик. Потерпи. Доживем до победы — все образуется.

И тут вошел начальник штаба капитан Землин.

— Сынок, плачешь? — он всех курсантов называл сынками. — Почему? Такой добрый был, веселый. Сынок? — он заглянул Гурину в глаза. — Кто обидел?

— Да… — нехотя проговорил майор. — Шульгин своими вопросами.

— Шульгин? — и капитан засмеялся, погладил ногтем большого пальца свои усы. — Нашел от кого плакать!

— У него работа такая, — сказал майор.

— Да не его это работа! — отмахнулся капитан. — Его работа обозначена его должностью — заместитель командира батальона по обеспечению боевой подготовки, а он возомнил себя Шерлоком Холмсом.

— Майор Крылов — проницательный человек, а тут, по-моему, маху дал: взял и поручил ему свои дела…

— Не думаю. Они, правда, дружили, может, что-то и доверил ему Крылов, но не настолько. Больше Шульгин сам себе поручил.

— Да, но ведь он, смотри, как перья распустил! Землянку Крылова занял, суетится. Подражает Крылову — кожанку такую же заимел.

— Надо прежде всего под кожанкой иметь и под фуражкой — тоже, — Землин постучал себя сначала по левой груди, потом — по лбу. — Куда ему до Крылова! Крылов — умница мужик! Настоящий чекист! — Капитан браво крутанул правый ус и подмигнул, будто и он из той же когорты славных чекистов. — А этот так… Хорохорится, а ничего не получается, только людей обижает зря. Любит власть! О, как ему хочется утвердиться в этой должности!