Некоторые историки упрекают королевскую мадам в распущенности, но доказанной можно считать только её связь с Филиппо д’Алье.
-Кристину, - пишет Сибрарио, - можно обвинять в ошибках, свойственных её полу, но не в жестокости и похотливости, как писали полные лживых слухов памфлеты сторонников Ришельё…
Она всегда щедро жертвовала на церковь и раздавала милостыню. В последние же годы жизни, «привнося в страдание тот же вкус к избытку, что и в удовольствие», со всем пылом предавалась религиозному покаянию четыре-пять раз в год в различных монастырях в течение четырёх дней и трёх ночей подряд. При том выстаивала по пятнадцать месс в день с терновым венцом на голове, верёвкой на шее и крестом на спине, подобно Христу. В другой раз ложилась на пол в монастырской трапезной, чтобы монахини проходили прямо по ней. Но её религиозность редко доходила до фанатизма, разве только в случае с Пьемонтской пасхой. При этом она была чрезвыайно суеверна: однажды по дороге в замок Мирафиори её настигла сильная буря с громом и молнией, и Кристина, увидев в этом божественный знак, поклялась совершить паломничество к Богоматери Тестоны пешком. И заставила последовать своему примеру весь двор и даже сына.
Стойко отстаивая интересы своего герцогства, Кристина никогда не скрывла, что хотела бы превратить его в маленькую Францию. Приехав в Турин, она смогла привить там французский вкус к пышности и богатству, которые особенно были характерны для правление её племянника Людовика ХIV.
Любовь Кристины к искусству была безмерна. Когда у неё украли три картины Рафаэля, она пообещала вору полную безнаказанность и награду, если тот вернёт ей шедевры. Нельзя забывать также об её покровительстве талантливым людям. В годы регентства королевской мадам Турин стал домом для деятелей культуры, которые под руководством Филиппа д’Алье, назначенного великим мастером фабрик, украсили город и придали ему вид европейской столицы. В том числе, архитектор Гуарино Гуарини построил два самых красивых купола в Европе: церкви Сан-Лоренцо и часовни Плащаницы.
В знак признания заслуг фаворита
своей матери Карл Эммануил II в 1663 году подарил ему все земли в округе замка Алье, в том числе, виноградники, селськохозяйственные угодья и «лес, примыкающий к саду, разбитому нашим кузеном графом Филиппо С.Мартнно д’Алье, для большего украшения замка, который мы иногда берём в аренду».После смерти Кристины враги Филиппо д’Алье пытались добиться его опалы. Но герцог им ответил:
-Никто не посмеет прикоснуться к этому человеку, который, хотя и не является моим отцом, но близок мне, как отец.
Филиппо удалился оплакивать свою бывшую любовницу на виллу Сан-Дамиано, унаследованную им в 1646 году от дяди, Лодовико д‘Алье. Но двадцатидевятилетний Карл Эммануил II нуждался в советах графа, ибо при жизни матери мало интересовался государственными делами. В последние несколько лет Филиппо д’Алье испытывал сильные мучения от мочекаменной болезни и часто посещал также монастырь на горе Капуцинов под Турином, выразив желание в своём завещании быть похороненным «...в самом мрачном и мерзком месте монастыря». Граф пережил любимую герцогиню всего лишь на три с половиной года, скончавшись в шестидесятитрёхлетнем возрасте 19 июля 1667 года в своих покоях на первом этаже Палаццо Мадамы.
Тело покойного было выставлено для последнего прощания в семейном особняке Сан-Мартино, расположенном на площади Пьяцца Кастелло. А когда дело дошло до закрытия гроба, Октавиано, старший брат Филиппо, положил туда две маленькие курительные трубки,
очень дорогие сердцу графа. Рано утром 21 июля похоронная процессия, без всяческих геральдических и военных отличий, двинулась с площади Кастелло не к церкви Сан-Франческо д'Ассизи, где находилась семейная усыпальница, а к монастырю Монте-деи-Капуцино. После мессы в церкви Санта-Мария-аль-Монте, разогнав толпу, немногие родственники опустили гроб в яму в огороде монастыря, неподалёку от свалки кухонных отбросов, и засыпали землёй. Со временем те немногие, кто знал о месте, где находилась могила Филиппо д’Алье, тоже умерли, унеся с собой тайну.