Три лилии Бурбонов

Прощание же с Филиппом IV было назначено на 17 июля, вечер. Но когда Карл с Бекингемом и всей свитой предстал перед королём, то, к великому изумлению и ужасу Бристоля, он выразил намерение принять условия, выдвинутые испанцами в отношении религии, и от имени своего отца обязался обеспечить их выполнение. В Рим снова были срочно отправлены курьеры, чтобы получить окончательное согласие папы на слегка изменённые условия, принятые Карлом, и какое-то время испанский двор, якобы, рассматривал его брак с инфантой как уже свершившийся.

Такова версия испанцев, но в последнем письме принц и Бекингем, естественно, заверяли короля, что по их требованию условия брачного контракта были значительно переработаны.

Спустя несколько часов после этого в Мадрид прибыл курьер с безапелляционным приказом Якова I о возвращении его сына. С печальными лицами Карл и Бекингем сообщили Оливаресу, что король Англии приказал им немедленно возвращаться.

-Как, - спросили они его, - принц может подчиниться приказу, не жертвуя браком?

Ответ министра заключался в том, что есть два хороших способа завершения этого дела и один плохой. Первые два - либо Карл должен вернуться в лоно Церкви, либо жениться «по доверенности», предоставив испанцам уладить все вопросы с Римом. Плохим же было торговаться и стоять на своём до последнего.

-Что касается первого (т.е. обращения), - сообщал Бекингем своему повелителю, - мы полностью отвергли его; а что касается второго, то он (Карл) признался, что если бы он был королём, то сделал бы это... Последнее же он признал невозможным, поскольку Ваш приказ был безапелляционным. В заключение он (Оливарес) оставил нас с обещанием подумать об этом; и когда я, Ваш пёс, проводил его до двери, он попросил меня подбодрить…Вашего ребенка. По нашему мнению, самое долгое время, которое мы можем здесь пробыть, - это месяц, и то при условии, если привезём с собой инфанту... Мы ещё раз умоляем Ваше Величество…отдать приказ об исполнении всего этого (т. е. об отмене всех уголовных актов, направленных против католиков).

Несмотря на все свои опасения, Яков I созвал совет в Уайтхолле в воскресенье 20 июля, и, после приёма двух испанских послов, принёс клятву перед ними и католическим священником в присутствии Коттингтона и двух государственных секретарей соблюдать все условия чернового брачного контракта, составленного в Мадриде (в котором английским католикам была обещана свобода вероисповедания). Но когда король уже садился в свою карету, чтобы отправиться в испанское посольство и принести там тайную присягу, по словам испанского посла, лорд Эндовер, измученный долгим и стремительным путешествием из Мадрида, «появился в дверях, как привидение», и вручил Якову письмо от Карла и Бекингема. В нём говорилось, что испанцы настаивают на отсрочке отъезда инфанты до весны, желая получить согласие папы на изменённые условия и дождаться полной отмены указов, направленных против английских католиков. Должно быть, Яков теперь ясно понял, что его перехитрили. Он только что торжественно поклялся принять все условия испанцев, не получив от них никаких гарантий, в то время как его наследник находился в их руках.

-Этот путь принесёт мне бесчестие, - уныло жаловался в письме сыну король, - и двойные затраты, так как придётся отправлять два флота. Но если они не отпустят её (инфанту), тогда пусть, во имя Господа, отправят её своим собственным флотом… поторопитесь с вашим делом: флот прибудет к вам, как только позволят ветер и погода… Но, ради меня, не оставайся с ней в Испании, если не сможешь привези её с собой; и не забудь заставить их сохранить прежние условия в отношении доли (то есть приданого), иначе мы с тобой, малыш, навсегда обанкротимся.

Коттингтон не терял времени даром и 5 августа вернулся в Мадрид с известием о согласии короля Англии присягнуть на условиях испанцев. По приказу Оливареса, богословы тотчас снова начали спорить о форме и содержании клятвы Якова, ибо испанский посол в Англии неблагоприятно отозвался об истинных намерениях английского короля по отношению к католикам. Прошло ещё три недели, прежде чем брачный договор был воплощён в официальном документе, и Карл 28 августа торжественно поклялся на Евангелиях его исполнить, в то время как Филипп IV просто пообещал, что брак состоится, когда придёт согласие папы, и в этом случае инфанта отправится в Англию следующей весной.

Это был триумф дипломатии Оливареса. Карл попытался сохранить лицо:

-Нельзя ли сделать так, Ваше Величество, чтобы согласие Его Святейшества было получено к Рождеству и тогда же состоялась моя свадьба?

В ответ Филипп IV расплылся в улыбке:

-Поверьте, Ваше Высочество, ничто не доставило бы нам большего удовольствия, но, поскольку это вопрос совести, решать должны теологи.