Три лилии Бурбонов

Впрочем, поведению короля никто не удивлялся. Незадолго до того, 20 января, в Лувре состоялась ещё одна свадьбе. Сводную сестру Людовика Екатерину Генриетту Вандомскую (которая, как и другие бастарды Генриха IV, воспитывалась вместе с его законными детьми) выдали замуж за герцога д'Эльбёфа. Поужинав, король отправился затем в спальню молодожёнов, чтобы, по совету своего фаворита Шарля де Люиня, вдохновиться их любовными играми. Дело в том, что после своей первой брачной ночи Людовик ХIII проникся таким стойким отвращением к сексу, что четыре года отказывался спать с женой, в то время как Франция нуждалась в наследнике.

В полночь король отправился к королеве и вернулся назад, в спальню новобрачных, в два часа, чтобы узнать, как у них дела. Оказалось, что Виктор Амадей, который поспешил консумировать свой брак опять же по приказу отца, пребывал в растерянности. В то время как Кристина, которую заставили лечь в одну постель с практически незнакомым мужчиной, горько рыдала. Вероятно, она испытывала одновременно боль и стыд.

Вместо того, чтобы утешить сестру, Людовик ХIII холодно посоветовал ей:

-Не забывайте о том, что Вы – дочь Франции!

После чего снова отправился к жене, чтобы пожаловаться ей на поведение Кристины, недостойное, по его мнению, её ранга. Как только король удалился в свои апартаменты, Анна Австрийская отправилась к золовке и увела её к себе. Кто-кто, а молодая королева хорошо помнила свою собственную первую брачную ночь, когда к ней в спальню нагрянула компания придворных во главе с Марией Медичи, тянувшей за собой упирающегося короля. Только закалка испанским придворным этикетом позволила Анне сохранить самообладание. А ведь она, как и Людовик, тогда была всего лишь на год старше Кристины.

Уложив новобрачную к себе в постель, королева, как могла, успокоила её.

Так, в тринадцать лет став женщиной, Кристина лишилась всех своих иллюзий.

Глава 2 ПРИНЦЕССА ПЬЕМОНТСКАЯ

Торжества, запланированные в честь празднования свадьбы Кристины, были омрачены вестью о побеге Марии Медичи в ночь с 22 на 23 февраля 1619 года из замка Блуа, где она в то время находилась под домашним арестом. Молодожёнам пришлось пробыть во Франции дольше, чем планировалось, чтобы сыграть свою первую дипломатическую роль в разрешении этого конфликта между Людовиком XIII и королевой-матерью. Ещё в дороге 23 февраля флорентийка написала письмо зятю, в котором попросила «соединить (его) молитвы с (её) молитвами», чтобы убедить Людовика XIII «незамедлительно исправить недуги, которые могут нарушить достоинство его власти и покой его государства». К дочери она тоже обратилась с подобной просьбой:

-Я очень настоятельно заклинаю Вас уверить его (короля) в искренности моих намерений, и вести себя так, чтобы во всех Ваших действиях каждый в равной степени восхвалял достоинство Вашего рождения и полное совершенство добродетелей, которых я Вам советовала придерживаться.

Добравшись до Ангулема, Мария Медичи начала оттуда переговоры с сыном. В конце концов, в роли посредника между королём и его матерью выступила не Кристина, а её рассудительный муж Виктор Амадей, который увидел в этом средство продвижения интересов Савойского дома перед Людовиком XIII. Однако флорентийка так долго торговалась, выдвигая всё новые и новые требования, что принц Пьемонтский, не дожидаясь разрешения этого конфликта, решил отбыть с женой на родину. Забегая вперёд, скажем, что бегство Марии Медичи привело к Первой войне матери и сына, закончившейся, тем не менее, их примирением.

Во время передачи приданого Кристины фаворит короля Люинь, занимавший пост великого камергера двора, заметил махинации со счетами некоего Микеле Партичелли, управляющего королевской серебряной мастерской. Этот эпизод не заслуживал бы упоминания, если бы упомянутый дворянин позже не сыграл печальную роль в судьбе королевской мадам.