Три лилии Бурбонов

Ришельё решил перейти к жёстким мерам и предложил д’Эмери убедить Кристину арестовать своего духовника или позволить это сделать французам от имени её брата-короля. Однако посол, зная королевскую мадам, счёл это невозможным и придумал хитроумный план: пусть регентша отправит отца Моно во Францию посоветоваться с кардиналом, что делать в непредвиденных обстоятельствах. А там Ришельё сможет спокойно арестовать его. Д’Эмери удалось перетянуть на свою сторону Филиппо д’Альё, сгустив краски об интригах иезуита в Париже. На мой взгляд, неприязнь графа к духовнику Кристины объяснялась не только тем, что они были политическими противниками. Скорее всего, отец Моно не одобрял связь королевской мадам с ним, и, возможно, настраивал её против любовника. Иначе как объяснить, почему миролюбивый Филиппо, который старался сохранять хорошие отношения со всеми, сыграл роковую роль в судьбе иезуита?

Кристина нехотя поддалась на уговоры своего фаворита и д’Эмери, но потом рассказала всё своему канцлеру, который предупредил Моно.

-Я не хочу видеть больше ни Франции, ни кардинала, разве что только на портрете, - заявил иезуит. - Пусть мадам лучше заключит меня в тюрьму, чем отправит к нему.

Когда же Филиппо д’Альё упрекнул любовницу в болтливости, та запальчиво ответила:

-У Вас недостаточно ума, чтобы судить об этом!

Совесть не позволяла Кристине предать верного ей человека даже несмотря на уговоры любовника. Это была их первая большая ссора.

-Будучи хозяйкой в своих владениях, я свободна действовать по собственному разумению и могу решить сама, какая партия мне может быть более полезной: короля или отца-иезуита! – написала она также маркизу Сен-Морисо.

В гневе, по словам д’Эмери, она была готова «отказаться от всего французского» и даже изгнать своих немногих французских слуг. Но Ришельё продолжал настаивать, и Филиппо д’Алье, выступавший за союз с Францией, тоже.

-Ваши министры должны обладасть двумя качествами: первое - это любить Вас и Ваших детей, а второе – служить Вашим братьям! – напоследок обозначил свою позицию фаворит Кристины, прежде чем удалиться в Казале, где савойские войска встали на зимние квартиры.

14 декабря в Турин вернулся Лодовико д’Альё, который, желая решить дело миром, предложил регентше назанчить Моно епископом Женевским. Но королевская мадам колебалась, хотя и написала с иронией одному из друзей Филиппо д’Альё:

-Барон, если тебе придётся призвать святую Кристину, не смей обращаться к святому Игнатию (основатель ордена иезуитов)!

Тем временем Моно не дремал и передал Кристине предложение Леганеса: испанцы будут сохранять нейтралитет, если французы уйдут из Савойи. Вскоре Филиппо д’Альё сообщил д’Эмери, что регентша собирается отправить в Париж своего посла, который должен выступить в защиту иезуита. Кроме того, она попросила своего фаворита посодействовать этой миссии, однако тот наотрез отказался. Тем не менее, Кристина написала Ришельё, что не может отказаться от «такого хорошего и старого слуги», как Моно. После чего вызвала к себе д’Эмери и начала обвинять его в том, что это он возбудил всеобщее недовольство против иезуита. Тем временем Ришельё в Париже довёл до сведения её посланника, что союз с Францией может быть сохранён только ценой изгнания Моно. 22 февраля 1638 года на засединии Государственного совета в Турине иезуит потерпел поражение, когда предложил принять план Леганеса.

-…он понял, что час поражения пробил, - написал с торжеством д’Эмери кардиналу. – И похож на человека, которого облаяли.

Тогда Моно попросил разрешения удалиться в иезуитсткий колледж в Турине или в свой загородный дом в Кунео. Со слезами на глазах регентша в конце февраля приказала ему ехать в Кунео.

-Чтобы доставить Вам удовольствие, - сообщила она спустя два дня Ришельё, - я согласилась лишиться самого старого слуги, который был у меня среди всех моих подданных…

Прежде, чем отправиться в изгнание, иезуит «в сапогах» наветил Филиппо д’Альё, чтобы дать ему дружеский совет: никогда не посещать Францию. Неизвестно, как воспринял его совет граф, но слова Моно оказались пророческими.

Что же касается д’Эмери, то теперь он приступил ко второй части своего плана, о чём написал Ришельё ещё 24 февраля:

-Я очень близок к завершению двух наиболее важных дел, которые у нас есть при этом дворе: первое – это отстранение отца Моно, второе – продолжение мирного договора.

Чтобы убедить Кристину продлить Риволийский договор с Францией, посол выступил со специальной речью перед Государственным советом. Однако советники регентши попросили время, желая обдумать его предложения. Но в тот день, когда д’Эмери должен был узнать решение Совета, пришла весть о вторжении испанцев.