Три лилии Бурбонов

Тем временем отец Моно не оставлял мыслей о возвращении и в своих письмах постоянно давал Кристине различные советы. Однажды в декабре, прогуливаясь с приятелем за городскими стенами, иезуит направился в сторону ручья, где их ждали осёдланные лошади. Губернатор Кунео послал несколько солдат вдогонку, но безрезультатно. Ла Валетт поспешил встретиться с Кристиной, которая заявила, что не знает, где её духовник. Тогда кардинал отвёл в сторону Филиппо д’Альё и пригрозил ему гневом Людовика ХIII. Вскоре фаворит сообщил ему, что, добравшись до городка Вико в миле от Мондови, Моно укрылся за стенами иезуитского колледжа, и что регентша, по-видимому, причастна к его побегу. Под угрозой немедленного разрыва с Францией ла Валетт убедил Кристину арестовать иезуита. Чтобы духовник королевской мадам снова не сбежал из своего убежища, у его дверей были выставлены охранники. А 5 января по разрешению, полученному из Рима, его вывели из колледжа и отправили в альпийскую крепость Монмелиан к полному удовлетворению Ришельё. После смерти кардинала по просьбе Маурицио иезуита перевели в Ниццу, а оттуда он уехал в Милан, где и окончил свои дни в конце марта 1644 года.

В конце 1638 года Томас отправился в Мадрид, чтобы договориться о поддержке Испании, но и ему не вполне доверяли, поскольку его жена Мария Бурбон принадлежала к французской королевской семье. В результате она и их дети жили в Мадриде в качестве заложников. Получив поддержку короля Филиппа IV, в начале 1639 года принц Кариньяно прибыл в Милан, воссоединившись там со своим братом. По соглашению с испанским губернатором они набрали в Иврее армию из 4 000 пехотинцев и 1 000 кавалеристов, состоящую из баварских и венгерских наёмников. При этом принцы договорились с Леганесом, что став регентами и опекунами своего несовершеннолетнего племянника, они разделят занятые савойские города и земли с испанцами поровну. Что же касается Кристины, то её оправят обратно за Альпы.

-Где, - заявил Леганес, - ей самое место!

Узнав об этом, в марте 1639 года Ришельё отправил д’Эмери обратно в Турин и приказал своим командирам арестовать Томаса, если он въедет в Савойю, в то время как Людовик ХIII написал Кристине, требуя, чтобы она запретила принцу Кариньяно и Маурицио въезд на территорию Пьемонта.

2 марта Леганес пересекает границы Пьемонта и ему навстречу устремляются войска союзников во главе с кардиналом ла Валетом, маршалом-ветераном Плесси-Прасленом, галантным Вильей и суровым Пьянецей. Однако 3 марта, усиленный частью испанской армии, в игру вступает Томас. И начался самый настоящий обвал. Некоторые города – Кьери, Монкальери, Ивреа сдались принцу без боя, другие, как Крешентино и Кивасо (последний – всего в нескольких километрах от Турина) – после недолгого сопротивления. В то время как его брат-кардинал оккупировал графство Ниццу. Тем временем Леганес завоевал Верруа и Кресентино. Во всех захваченных городах жители, не колеблясь, присягнули на верность двум принцам, признав их единственными регентами государства и опекунами маленького герцога Карла Эммануила II. В Савойе, по сути, началась гражданская война, получившая позже название «война зятьёв». Вероятно, это было обусловлено тем, что по её окончании Маурицио действительно стал зятем Кристины, а Томас был женат на её троюродной сестре.

Таким образом, с одной стороны, королевской мадам пришлось бороться за независимость своего государства перед лицом иностранных притязаний, а, с другой, заботиться о преемственности своих детей, защищая их от притязаний дядьёв. В то же время население Савойи, разорённое продолжительными войнами и ненавидевшее иностранцев, как французов, так и испанцев, разделилось на два лагеря: союзники и защитники Кристины называли себя «мадамистами», а друзья принцев Маурицио и Томаса – «принципистами». Мадамисты носили белые и голубые ленты на шляпе, а принциписты – только лазурные. Причём, несмотря на уверенность Кристины в «любви народа», большинство населения поддерживало братьев Виктора Амадея I. Люди справедливо считали, что принцы имеют право на участие в регентском совете. Вдобавок, они были «свои», а Кристина – «чужая», иностранка. Таким образом, принциписты полагали, что они выступают не против герцога, а против несправедливого правления регентши.

-Кто мог сказать, - пишет Эрколе Рикотти, итальянский историк ХIХ века, в «Истории Пьемонтской монархии», - что стало тогда с Пьемонтом, где иностранцы сражались с иностранцами, граждане с гражданами, родственники с родственниками? Кивассо вооружился против Турина, Верчелли против Санти, Трино против Казале, Кунео против Савильяно, Салуццо против Пинероло, Асти против Альбы, и на этом городе флаги Испании, а на том – Франции. Не только в городах, но и в сельской местности бушевала смертельная ярость, а к публичной ненависти приплетались личные обиды. Священники и монахи тоже приняли участие в страшных потрясениях, и большинство из них выступали за двух братьев-принцев, один из которых был кардиналом Святой Церкви.