Три любовных романа. Лучшие из лучших — 1995

Верити показалось, что во взгляде Люка проскользнуло удивление. Да и откуда было ему знать о том, что привело Эдварда к поло? Люк вообще не производил впечатления человека с сильно развитой интуицией. С другой стороны, мужчины не очень-то откровенны друг с другом. Может, лишь изредка… в момент сильнейших потрясений…

— Для него поло было необходимо, чтобы приобрести определенный вес в обществе. Он был первым, кто в их семье пошел в закрытую привилегированную школу для мальчиков, и профессиональная игра в поло была для него возможностью утвердиться, сравняться, если хочешь, с теми, кто, как ему казалось, смотрел на него свысока.

— Интересная теория… как твоя нога?

Не дожидаясь ответа, он встал и принес из кухни бутылку бренди и, прежде чем она успела возразить, подлил ей и себе. Она сердито за ним наблюдала. Люк вернулся на свое место все с тем же выражением сосредоточенного внимания.

— Нога — прекрасно! Что ты имеешь в виду под «интересной теорией»? Тебе не кажется, что я должна была знать то, чем жил Эдвард? В конце концов, я собиралась выйти за него замуж!

После краткой паузы он сказал:

— Да, собиралась. Но зачем, Верити?

Этот вопрос застал ее врасплох.

— Как это зачем?

— Зачем ты собиралась замуж за Эдварда? Что тебя в нем привлекало? Подобный цинизм сбил ее с толку, и она внимательно обдумала ответ.

— Он был добрый, нежный, надежный…

— Как преданная собака. И это все?

От его язвительного тона краска бросилась ей в лицо. Осторожно поставив свой бокал на стеклянную крышку тростникового столика рядом с софой, она откинула волосы и вызывающе уставилась на спокойное лицо Люка.

— Я вовсе не обязана перед тобой отчитываться, оправдываться или откровенничать!.. — начала она ледяным голосом, но Люк насмешливо покачал головой.

— Ты чего так завелась? Ведь вопрос-то чрезвычайно прост. Если, конечно, тебе нечего скрывать или стыдиться.

— Прекрати, Люк! Я не понимаю, куда ты клонишь, но мы с Эдвардом были очень близки, мы любили друг друга, у нас было много общего, и мы одинаково думали о семейной жизни…

— Что именно?

— Что брак — это навсегда! Брак всегда с тобой, и над ним надо постоянно работать. Для большинства мужчин жена — это только неплохой аксессуар, который потом, по мере необходимости, можно сменить на более совершенную модель. Женщины же хотят чего-то более стабильного, уверенности в завтрашнем дне…

— Не все женщины, Верити.

Он сказал это с каким-то мягким упреком, и она сердито скрестила на груди руки, догадываясь, куда он сейчас нанесет ей удар.

— Ты, видимо, искала тихую заводь, ни к чему не обязывающие отношения, прикрытие для последующих невинных любовных приключений, так ведь? — Что? — кровь отхлынула от лица, но уже в следующую секунду, поняв его холодный намек, она опять побагровела. — Люк, как ты смеешь? Только из-за того, что…

— …что у меня есть основания для подобных допущений? — безжалостно закончил он за нее. — Как жаль, что я не похож на Эдварда, Верити. Добрый, нежный, надежный… и доверчивый?

— Я понимаю, что ты тогда обо мне подумал, — пробормотала она дрожащим от злости и ощущения собственной вины голосом. — Поверь, у меня тогда было какое-то помрачение рассудка… В первый и последний раз в жизни! Я была предана Эдварду до мозга костей! Наш брак обещал быть счастливым. Я всю жизнь была бы ему верна, как и он мне…

— Красиво сказано. Какая идиллия и какая проза! Вся эта надежность, уверенность, стабильность… и без любви? Без страсти? — прервал он ее с мягкой насмешкой.

— Ты ошибаешься, — возразила она, пытаясь держать себя в руках. — Нет ничего прозаического в желании быть уверенной в завтрашнем дне. И я любила Эдварда!

— Неправда. Эдварда ты никогда не любила. Если бы ты его любила, в тот вечер между нами ничего бы не произошло, — спокойно заявил Люк.

— Люк, это удар ниже пояса! Какое ты имеешь право говорить о любви?

Кто еще так мило обошелся со своей женой? — задыхаясь, выпалила она.

В последовавшей звенящей от напряжения паузе все звуки, казалось, усилились — шум вентилятора на потолке, стрекотание цикад, далекая музыка меренге и шум прибоя возле террасы.

— С моей бывшей женой? — спросил он наконец угрожающе спокойно. — А что ты знаешь о моей женитьбе, Верити? Кто тебе об этом рассказывал? Эдвард?

Верити замотала головой.

— Нег, Эдвард тут ни при чем.

— Тогда кто же? — Его глаза излучали холод.

Она тревожно пожала плечами и попыталась еще раз встать на травмированную ногу, но сморщилась от боли, хотя и не такой острой, чтобы не позволить ей ходить. Но вот выйти из комнаты с достоинством ей явно не удастся. Вновь ее охватило отчаяние. Черт бы побрал эти золотые босоножки! Из-за них она оказалась теперь в плену у собственной гордости. Как на каком-нибудь допросе…

— Теперь уже и не припомню. Кто-то во Флориде в прошлом году. Но какое это имеет значение?

— Имеет, поскольку мне хотелось бы знать, кто перемывает мне косточки и распускает слухи о том, что я плохо обошелся со своей бывшей женой.