Три любви Достоевского

"Она была как хлыстовская богородица, которая в высшей степени верует сама в то, что она и в самом деле богородица... тип был страстный, жестокий, чувственный. Она ненавидела разврат, осуждала его с неистовым ожесточением, и сама была развратна, но никакие факты не могли бы никогда привести ее к сознанию в своем собственном разврате".

Надеяться было не на что, их любовь пришла к концу. Но конец этот он переживал болезненно, почти трагически, как тяжелое потрясение. В переписке его завершение романа с Аполлинарией отражается лишь косвенно, и прямых намеков на нее нет. В декабре 1865 года он писал брату Николаю: "у меня всё припадки сильнейшие, и так часто, как никогда еще не бывало. Работа идет туго, и сверх того простужаюсь, да и в доме беспорядок". А в начале 1866, когда разрыв с {186} Аполлинарией стал фактом, он так рассказывал о своей жизни Врангелю:

"Роман - дело поэтическое, требует для исполнения спокойствия духа и воображения. А меня мучат кредиторы, т. е. грозят посадить в тюрьму... мучат и болезни, падучая и геморрой, из-за которого должен был пролежать пятнадцать дней в постели, не работая... Добрый друг, вы по крайней мере счастливы в семействе (Врангель к этому времени женился), а мне отказала судьба в этом великом и единственном человеческом счастье".

В середине февраля 1866 года, когда он писал эти строки, Аполлинария готовилась к отъезду из Петербурга: она не только отклонила все его предложения о замужестве, но, после трех лет любви, измен, ссор и примирений, объявила, что им пора расстаться, ибо никакого общего будущего у них быть не может.

Эти слова, конечно, не могли удивить Достоевского: всё катилось под гору, и теперь только подтвердилось то, что он раньше предвидел и предчувствовал. И как ни тяжко было ему в этот миг, он испытал боль, стыд и облегчение.

Он так устал от Аполлинарии, она так его истерзала, безнадежность их дальнейшей дружбы стала до того очевидной, что ампутация делалась приемлемее длительной болезни. Он предпочитал в этот момент горестную правду ее ухода ложным надеждам, одиночество сулило меньше страдания, чем никогда не сбывающиеся мечты.

Весною 1866 г. Аполлинария уехала в деревню, к брату. Она и Достоевский простились, отлично зная, что пути их никогда больше не пересекутся. Если верить дочери Достоевского, ему суждено было встретить ее еще раз, в конце семидесятых годов, когда "Дневник писателя" сильно повысил его популярность. Однажды ему доложили, что его хочет видеть неизвестная посетительница. В кабинет вошла дама под вуалью и села перед {187} хозяином, у его письменного стола. Он спросил: "С кем имею честь?". Дама резким движением откинула вуаль и обнажила свое лицо. Достоевский сухо промолвил:

"Будьте любезны сказать мне ваше имя". - "Вы не узнаете, кто я?". "Нет, скажите ваше имя".

Посетительница в ответ опустила вуаль, не говоря ни слова, встала и вышла из комнаты. И только когда за ней захлопнулась входная дверь, Достоевский вдруг понял, что то была Аполлинария. Рассказывая об этом происшествии жене, он будто бы прибавил:

"Она не изменилась, но до такой степени исчезла из моей памяти, что я не узнал ее". И дочь объясняет: эпилептики странный народ, и память у них тоже странная.

Но даже с поправкой на болезнь, этот мелодраматический рассказ не очень правдоподобен и мало отличается от других, подобных же небылиц, переданных всё той же Любовью Достоевской. Возможно, что отец ее, встретив где-нибудь Аполлинарию, не сразу узнал ее, и этого было совершенно достаточно, чтобы она на него смертельно обиделась. Но произошло это безусловно не при тех обстоятельствах, о которых пишет недостоверная свидетельница.

Да и вообще, как мог Достоевский забыть или не узнать той, кого он три года любил трудной, восторженной и больной любовью, той, кто оставил жгучий, как рана, след в его душе и теле. И разве десять лет разлуки могли изгладить из его памяти ее образ? Он вздрагивал, когда при нем произносили ее имя, он переписывался с нею, скрывая это от молодой жены, он неизменно возвращался к описанию ее в своих произведениях, он до самой смерти пронес воспоминание о ее ласках и ее ударах, он навсегда - в сокровенной глубине сердца и плоти остался верен своей обольстительной, жестокой, неверной и трагической подруге.

{188}

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Аполлинария вернулась в Россию, чтобы вырваться из тины пошлости, которая, как ей казалось, засасывала ее в Европе. В Петербурге она нанесла окончательный удар по прошлому, порвав с Достоевским, от кого, по ее мнению, и пошли все беды. Теперь она была свободна и могла начать новую жизнь. Но то, что мы знаем о ее дальнейшей судьбе, показывает, что свобода принесла ей мало радости.