Три любви

– Была больна, миссис Мур. Была, – с напускной важностью ответила мисс Твиди. – Мы похоронили ее прошлой зимой, и я обрядила ее вот этими руками. Она была… – Нижняя губа женщины задрожала, она жалостно возвела очи горе. – Она была самой красивой покойницей из тех, что я обряжала, миссис Мур. Как ангел. Я вложила в ее маленькую руку белую лилию. Все говорили, белая лилия – это последний штрих. Покойница выглядела просто очаровательно. Знаете, у меня есть свой подход в таких вещах. – Бледное лицо мисс Твиди оживилось. Она продолжила: – Как-нибудь я покажу вам медальон, который подарил мне на память ее муж. Он был мне очень благодарен – добропорядочный молодой человек. Хотя после Благовещения подумывает снова жениться.

Последовала пауза. Потом мисс Твиди, вздохнув, приступила к своим обязанностям. Она объяснила, в какое время подают на стол, перечислила местные достопримечательности, предсказала перелом в погоде, предупредила об осторожности во время купания, запретила поздно возвращаться, после чего с удовлетворенным видом неслышно вышла из комнаты.

После ее ухода воцарилась выразительная тишина.

– Во всяком случае, она невероятно благочинная, – радостно оглядываясь по сторонам, сказала Люси.

– Во всяком случае? – спросил Питер.

– Ну… похоже, она слишком унижается, или мне показалось?

– «Белая лилия», – многозначительно процитировал он.

Они посмотрели друг на друга, потом стали улыбаться, их улыбки постепенно становились все шире, потом переросли во взрывы смеха. Их охватило безудержное веселье, они смеялись и смеялись.

– Белая… – слабым голосом лепетал он, беспомощно привалившись к каминной полке.

Люси утирала с глаз слезы.

– Перестань, – выдохнула она наконец, – она тебя услышит.

Но когда Люси взяла заварочный чайник, уголки ее губ все еще насмешливо вздрагивали.

При продолжении знакомства мисс Твиди стала нравиться им больше. Ее меланхолия никогда не переходила в уныние. Кроме того, хозяйка превосходно готовила и пекла. «Сдобные булочки мисс Твиди» стали любимым выражением наряду с «лилией» и употреблялись столь же часто. Домовладелица, по ее выражению, «приставала» к Люси, изливая перед ней душу, снимая со своей иссохшей груди тяжелое бремя семейных историй и мрачных откровений. Семейные истории посвящались не столько примечательным достижениям членов семейства, сколько длительным и мучительным болезням, осаждавшим этих людей и в конечном счете отправлявшим их в лучший из миров.

Погода также не уступила страшному предсказанию мисс Твиди, и череда ясных дней дарила отдыхающим мечтательную безмятежность. Люси почти ничем не занималась – ее главную радость составляла праздность. Больше всего ей нравилось сидеть на теплых скалах и смотреть на море – не на голубой океан, который когда-то рисовало ей воображение, а на серый сверкающий простор воды, на волны, беспокойно и бесконечно накатывающие на берег и лижущие гальку около ее ног, на длинные пенные гребни, возникающие вдали с постоянством вечности. Настойчивая тема движущейся воды была как тема жизни. Люси вдохновлял вид прибоя, но она не осознавала этого и подолгу сидела на берегу, впитывая энергию и силу моря всем своим расслабленным телом. На скалах над глубокой заводью с зеленой водой был устроен трамплин, и здесь Питер каждое утро купался. Когда Люси видела, как он ныряет и его тело изгибается дугой в прыжке, она чувствовала странное волнение и удовольствие. Ей вспомнилось его насмешливое выражение, и она улыбнулась. Медовый месяц с сыном – что за нелепая идея! Но все же?..

Одевшись, он подходил к ней – влажные волосы, полотенце, мужественно наброшенное на шею. После того как он выслушивал ее суждение о достоинствах своего сегодняшнего выступления, они быстрым шагом направлялись к гавани, чтобы он согрелся. Они постоянно были вместе. Время от времени он, казалось, желал других развлечений, завистливо поглядывая на какого-нибудь игрока в гольф, несущего на плече сумку с клюшками. В иные моменты он начинал злиться из-за ограниченности их финансов, но мать давала ему столько карманных денег, сколько могла позволить. В основном же он был с ней очень мил.

У него появилась склонность добродушно потакать ей, и, когда во время прогулки к Люси обращался оценивающий мужской взгляд, сын мог заметить, одобрительно кивая:

– Знаешь, мама, а ты еще женщина хоть куда.

Он выдумал, что она питает нежную страсть к ведущему актеру балаганной труппы, подтрунивал над ней, говоря, что она томится от тайной и безответной любви.