Три (ЛП)

б) Родители, уличенные следственным комитетом в нарушении второго раздела Пятой статьи, обязаны понести соответствующее наказание.

в) Родительские права в отношении детей принимает на себя государство. Гражданство может быть даровано по достижении 18 лет после завершения реабилитации».

– Я хочу, чтобы в послании говорилось о том, что случилось с моей мамой, – сказала я, перебив споривших. – Раз уж это моя жизнь и все такое, то, думаю, я имею право решать, что там будет.

Члены совета замолчали и уставились на меня.

– Конечно, – сказала мисс Рита.

Чейз ссутулился. Он явно боролся с желанием что-то сказать. Я видела, как он сжимает челюсти, чтобы не дать словам вырваться.

– Времени недостаточно, – сказал Пэтч. – Две недели – это мало, чтобы распространить послание по всей стране.

– Нам нужно всего лишь зажечь пламя, – сказал Ван Пелт. – Шарлотт – это только начало.

Надеюсь, одной искры хватит.

– Ты сделаешь это для нас? – спросил меня Девитт.

Я положила руку на колено Чеза, почувствовав, как напряглись под ней мышцы, а потом тепло его ладони накрыло мою.

– Нет, – сказала я. – Я сделаю это для мамы.

* * *

Следующие два часа мы провели, обсуждая, какие подробности можно вставить в Статут. Я рассказала Девитту, как арестовали маму, а Чейз заполнил пробелы. Слова стали вязкими и застревали в горле. Как будто я заново переживала худшие события своей жизни.

А потом, когда мы закончили, нас попросили удалиться, чтобы совет мог закончить заседание в частном порядке.

– Спасибо за твою историю, – сказал мне Девитт, как будто я ее отдала и она больше не была моей.

– Вы нас прогоняете? – спросил Чейз. – Сейчас?

Девитт проводил нас до двери столовой.

– Я могу все записать, – сказала я. – Это должна быть я. Мы говорим о моей жизни.

– Ты сделала свое дело, – сказал доктор, давая понять, что последнее слово за ним. – Теперь она принадлежит всем нам. Оставайтесь поблизости. Мы скоро вас позовем.

Я нахмурилась, ощутив какую-то легкость без этого бремени, но и гораздо большую незащищенность.

Мы с Чейзом сидели на качелях на маленькой детской площадке перед столовой и медленно раскачивались вперед-назад. Через некоторое время Уилл принес нам поесть и снова скрылся на кухне. Мы тихо ели, держа тарелки на коленях, и смотрели, как свет от установленных на площадке факелов отбрасывает тени на бетонную стену здания.

– Проект по стиранию, – пробормотала я. Чейз использовал это название раньше, когда рассказывал, что сделали с моей мамой на базе в Лексингтоне. Новый протокол, одобренный Вождем Реформации, направленный на ликвидацию нарушителей статей, чтобы страна могла начать все заново.

– Поверить не могу, что они дали этому название, – сказала я.

Чейз наклонился и поставил тарелку на землю.

– Это же правительство, – сказал он, уставившись на песок между своими ступнями. – У них для всего есть название. Даже для того, чего на самом деле не существует.

Я отставила еду. Перед моим мысленным взором промелькнул образ Такера. Я не знала, добрался ли он уже до убежища, но часть меня была рада, что меня не отправили на встречу с ним. Меня затошнило при мысли о том, чтобы увидеть его сейчас, когда мамина история была так свежа в памяти.

– Надеюсь, это сработает, – сказала я.

Чейз ответил не сразу.

– Если сработает, обратно пути не будет.

Не знаю, что он имел в виду – обратно домой или обратно из Красной зоны. Но это не имело значения: и то, и другое было рискованно. Я прислонилась головой к прохладной цепи качелей.

– Знаю.

– Что будет потом?

Никогда раньше он не спрашивал меня о будущем. Я не знала, что ответить.

Я оттолкнулась пятками и позволила качелям нести меня вперед.

– Помнишь в детстве мы соревновались, кто дальше прыгнет с качелей?

Он улыбнулся:

– Помню.

– Ты всегда давал мне выиграть. – Я толкнулась ногами. – Спорим, теперь я могу прыгнуть дальше?

– Этого я и боюсь. – сказал Чейз.

Я не прыгнула, а позволила качелям медленно остановиться, потом встала с них и опустилась на шуршащий песок возле турников. Чейз подошел и сел рядом. Я придвинулась ближе и прижалась щекой к его груди.

– Иногда я скучаю по тебе, даже когда ты рядом, – сказал он.

Я закрыла глаза.

* * *

Через некоторое время нас разбудили осторожные шаги Уилла по песку площадки. На улице все еще было темно, значит, прошло не так уж много времени. Не знаю, спал ли этот паренек когда-нибудь. Казалось, что он постоянно прячется возле склада. Приближаясь, он с подозрением наблюдал за Чейзом.

– Док хочет тебя видеть, – сказал он. – Он с твоим отцом.

Я потерла глаза и села.

Чейз нахмурился.

– С моим отцом?

– Ага, – сказал Уилл, схватив мою тарелку и рассыпав хлебные крошки. У него были дерганные движения, он всегда оглядывался через плечо, словно подозревал, что к нему кто-то подкрадывается. Добавьте немного грязи – и его с легкостью можно было бы принять за одного из Потерянных мальчиков, напавших на нас в роще.

– О чьем же еще отце мне говорить? – спросил он. – Большой, высокий, с черными волосами. Охотник.

Здесь был только один человек, которого можно было бы принять за отца Чейза.

– Ты про Джесса, – сказала я. – Дядю Чейза.